В арцахских меликствах суды являлись важнейшими звеньями местного самоуправления, а судопроизводство было прерогативой князей-меликов. Один из документов судебного дела Мелик-Шахназарянов свидетельствует о том, что со времени создания арцахских меликств «владетели пяти магалов Хамсы…, властвуя над этими магалами, имели право наказывать подданных за преступления». Любопытные сведения о порядке судопроизводства в меликствах Арцаха были собраны этнографом Е.Лалаяном и Г.Мусаеляном. Именно благодаря этим данным мы в основном получаем представление о меликском суде, поскольку в свое время решения этих судов не записывались.
Судебная власть в каждом меликстве Арцаха была сосредоточена в руках правителя данного меликства. Тяжкие преступления рассматривал сам мелик, а остальные – сельские тяжбы и простые разбирательства – решались танутерами (сельскими старостами), утвержденными самим меликом. В таких случаях должность сельского старосты совмещалась с должностью судьи. Эти суды можно назвать танутиракан, т. е. суд, который ведет сельский староста. В отличие от мусульманского суда, действовавшего в Карабахском ханстве, члены которого руководствовались законами шариата, в ходе судопроизводства «армяне руководствовались как нормативным правом, так и правом обычаев (прецедентное право – А.М.), а в некоторых случаях пользовались и «Судебником» Мхитара Гоша».
При этом необходимо отметить, что известный арменовед В. Бастамянц в предисловии к своему изданию «Судебника» Мхитара Гоша пишет: «Вероятнее всего… князья края Хачен – Вахтанг и его потомки в честь Мхитара приняли его Судебник если не целиком, то хотя бы частично, и применяли его в своем гаваре». Далее, на другой странице своего предисловия он замечает: «Судебник Мхитара, несомненно, получил применение в самой Армении или же по меньшей мере в его нескольких провинциях, особенно в Хачене. Это последнее предположение подтверждается примером из короткой памятной записи, рукопись которой хранится в Венеции: «Бог всемилостивый наслаждение сниспослал на боголюбящего и благочестивого князя князей Вахтанга – сына Асана, по своей воле безошибочно соблюдать заветы Судебника». Основываясь на этой памятной записи, другой известный исследователь «Судебника» Гоша – Х.Торосян добавляет: «По своей дружбе, Вахтанг заранее должен был знать о содержании Судебника, положительно относиться к нему с тем, чтобы автор мог с подобным поручением («безошибочным направлением применять его заветы») подарить ему Судебник».
В течение веков после смерти князя Вахтанга (1214 г.) до образования арцахских меликств власть в княжестве Хачена непрерывно находилась в руках одного и того же рода Асан-Джалалянов. Возникает естественное предположение, что потомки хаченского князя Вахтанга – мелики дома Асан-Джалалянов – также могли быть знакомы с «Судебником» Гоша и в некоторых случаях могли применять его в ходе судопроизводства. Однако отсутствие фактов, а также устная форма судопроизводства не позволяют окончательно подтвердить это предположение. Все же очевидно, что в целом в меликствах Арцаха исход судебного разбирательства зависел от норм права, основанного на традиции и обычаях, а также от воли мелика, которая имела силу закона для подданных.
Для судебных разбирательств «не было специальных зданий; суд проходил во дворе дома мелика или же в одной из комнат его дворца. Зачастую мелик вершил суд на улице или на площади». Не было также определенных дней для судебных разбирательств, однако предпочтительным днем было воскресенье, когда жители сел, находящиеся под властью мелика, также приходили с жалобами или апелляциями против решений сельских старост. В этих случаях как «княжеский суд представлял собой апелляционный суд для судов низшей инстанции», так и меликский суд выступал высшим судебным органом над судом сельских старост. Приговор мелика считался окончательным и обжалованию не подлежал. Недовольные решением мелика иногда переходили на сторону враждебного мелика или же пополняли число ханских шпионов-лазутчиков.
Процесс судопроизводства, осуществляемого меликами, был довольно простым. В случае отсутствия свидетелей зачастую одной лишь клятвы было достаточно для вынесения судебного решения. К чести людей, живших по патриархальным традициям и обычаям, «не только лжесвидетельств было крайне мало, но иногда сами (преступники – А.М.) признавались в преступлении, дабы не давать клятву». Нужно отметить, что в ту эпоху вынесение решений на основе судебной клятвы было распространено повсеместно и в других краях. В частности, исследовавший судопроизводство по гражданским делам в Ереванском ханстве Е.Шахазиз пишет, что, после того как выслушивали жалобщиков, члены шариатского духовного суда «сначала допрашивали свидетелей ответчика, затем свидетелей подателя иска: если не было свидетелей, двум сторонам предлагалось поклясться, и в этом случае преимущество давалось ответчику». Сопоставляя эти два свидетельства, можно составить общее представление о порядке судопроизводства в ту эпоху.
Исполнительная власть в меликствах Арцаха также была сосредоточена в руках меликов. Специалист по армянскому праву Х.Торосян справедливо замечает, что «в условиях существования армянской монархии или княжеств светские суды играли первостепенную роль не только в контексте того факта, что судьями являлись сами представители высшей или местной знати (в данном случае мелики – А.М.), но и по той важной причине, до сих пор обойденной вниманием, что в их руках сосредотачивалась и власть правоприменения, т. е. сила принуждения в военно-полицейском смысле этого слова – фактор, без которого нет права как такового».
Исследование реалий арцахской действительности также подтверждает верность данного мнения. Обладая полной самостоятельностью и свободой действий в своих владениях, мелики имели право назначать разные наказания в зависимости от характера преступления и по своему усмотрению. Наиболее распространенными видами были телесные наказания и штрафы. Последние взимались меликами в свою пользу, что, несомненно, «приводило к злоупотреблениям». Стоит отметить, что «одни лишь штрафы приносили [мелику] Шахназару 20 тысяч рублей [дохода]».
Назначались и другие виды наказания. Так, иногда преступников запирали в хлеве или в одной из комнат меликского дворца, которая служила своеобразной тюрьмой. Аморальным женщинам грозило бесчестье, при котором их сажали на осла, давая в руки хвост животного, вымазывали лицо грязью и кружили по селу. Неисправимых привязывали к конскому хвосту и также волочили по селу. Именно так мелик Овсеп I казнил женщину легкого поведения по имени Мариам.
Мелик считался отцом своих подданных и часто проявлял милосердие к ним. Однако он имел право приговорить к смертной казни преступников, совершивших наиболее тяжкие преступления. О праве арцахских меликов самостоятельно приговаривать подданных к смертной казни свидетельствуют их современники из числа индийских армян. В частности, в «Новой тетради» читаем об этом праве мелика Адама, властителя Джраберда: «[Он] самовластный (самостоятельный – А.М.) князь, так что может преступника, вредителя или осуждаемого из числа народа, подданного ему, кем бы тот ни был, самовластно наказать или казнить, – без указаний постороннего». А общественный деятель Г.Ширмазанян, хорошо осведомленный в истории Персии, в примечательном письме, отправленном из Тебриза 27 апреля 1857 г. Г.Ахвердяну, пишет: «Мелики Карабаха не походили на других…, только лишь назначаемый налог отправляли [в казну], и сами самостоятельно [могли] своих людей казнить, наказывать». До нас дошли имена нескольких подданных, приговоренных к смертной казни. Так, в Болнисе мелик Абов III за неподчинение повесил некоего Паносенц Айрапета, а мелик Беглар приказал казнить пастуха Ахверди, приложив к голове последнего раскаленную сталь.
Для сравнения стоит отметить, что, в отличие от меликов Арцаха, мелики Еревана не имели права приговаривать к смертной казни, а осуществляли лишь функции кассационного суда. Об этом сообщает немецкий путешественник барон Август фон Гакстгаузен: «Если некий крестьянин прошел через суд и остался неудовлетворенным, то [мог] обжаловать сиим [меликам]. Также при крупном споре обращались к сиим [меликам]. Всякое решение их было устно. Имели власть приговорить к заточению, но не ко смерти, что было делом лишь сардара ереванского». На основании сведений, предоставленных ему видным армянским писателем Хачатуром Абовяном, Гакстгаузен представляет судопроизводство, осуществленное меликом Еревана Сааком Мелик-Агамаляном: «Когда суд начинался, жалобщики выдвигали жалобу, преступники ответствовали. Саак выслушивал речи двух сторон и выдавал решение справедливое и неизменное, поскольку был хорошо осведомлен о внутреннем характере каждого [из сторон], и преступников строго наказывал».
В целом факты свидетельствуют о том, что сильным и закаленным в сражениях меликам удавалось своим авторитетом утверждать и сохранять порядок и законность в своих собственных меликствах. В связи с этим стоит упомянуть свидетельство Аракела Костанянца о справедливом судопроизводстве властителя Дизака в 1746–1781 гг. мелика Есаи: «Невозможно было добиться от него чего-либо взятками или через посредников. Каждого по совершенному злодеянию предавал наказанию и каре. Приговоренных к смерти предавал удушению. Иным руку отрубал, иных ослеплял. Посему трепетал и страшился весь гавар, что пребывал под властью его. Споры и перебранки, особливо женские крики, совершенно прекратились средь всех жителей. Также воровство, проституция, убийства и другие злодейские случаи – все было искоренено в гаваре». Не меньшую славу своей справедливостью снискал другой владыка Дизака – мелик Абас, который «осуждение виновных и вредных личностей совершал безо всякого серебролюбия и взяток, осужденных на смерть наказывал; кого вешал на виселице подле большой дороги, иных приказывал слугам своим пронзить саблей пред разбойниками и обществом, дабы никто более не творил то же самое зло. Посему трепетал от страха гавар пред ним». Приведенные факты доказывают, что даже после установления ханства в Карабахе в 1750-х гг. в каждом местном меликстве судопроизводство находилось в руках правителя данного меликства.
В обязанности меликов входило также, говоря современным языком, ведение гражданских дел. С разрешения меликов совершались свадьбы их подданных. «За каждый указ о свадьбе подданные платили мелику от 3 до 6 рублей, в пересчете на российские деньги... В случае, если невесту забирали в другое село, были обязаны выплачивать больше». В связи с этим Е. Лалаян сообщает другую любопытную подробность, согласно которой иногда «вместо письменного и утвержденного печатью указа, мелик ограничивался лишь выдачей своих четок, которые предъявляли священнику и тот совершал венчание».
Конечно же, в этом традиционно относящемся к ведению духовенства вопросе также учитывалось мнение церковников. Так, предводитель армянской епархии в Грузии Нерсес Аштаракеци в своем письме священнику Егии от 30 июня 1815 г. указывает последнему: «Поскольку сын посыльного Хачатура – Аветик и дочь Гаспара – Урум, коих правитель мелик Багир (Мелик-Бегларян – А.М.) и священники и сваты писали, что отрок-вдовец и дева тридцати и пяти лет попала также в плен, коим будет приказ к венчанию. И вот потому пишу тебе, что если истинно та дева окажется 35 или 30 лет или же 25 лет, то обвенчайте ее, но если же нет – оповестите нас необвенчав».
Иногда мелики рассматривали также расторжение брака своих подданных. В частности, «Мелик-Овсепу I жалуется Муси о том, что жена не хорошо обходится с ним. Этот же [мелик] приказывает немедленно развести его и обвенчать с другой, что и исполняют». А в другом документе, составленном 27 апреля 1816 г. и хранящемся в Матенадаране, вардапет (ученый монах) Арутюн из Гандзака жалуется Нерсесу Аштаракеци, что «пришедший сюда мелик Багир Мелик-Юсубян принуждением вынудил меня развести его болнисского подданного Хачатура, которого обманом здесь [ранее] венчал». Однако в упомянутых случаях, скорее всего, имеем дело не с закономерностью, а с произволом меликов, обусловленным разными обстоятельствами.
Усыновление также совершалось с согласия меликов. Так, с целью положить конец борьбе за Гандзасарский престол, развернувшейся в середине XVII в., «по инициативе хаченского мелика Атабека Асан-Джалаляна была достигнута договоренность, согласно которой Петрос (Ханцкеци – А.М.) становится приемным сыном католикоса Григора, а посему и членом рода АсанДжалалян». Посему он, как член рода Асан-Джалалянов, получает право унаследовать усыновившего его Григора – католикоса Гандзасара.
Даже в то время, когда меликства сошли с исторической арены, потомки меликов, «хотя не как судьи, но как наиболее влиятельные и почетные жители сел, вершили суд, или же, оказывая давление на сельских судей и старост, заставляли вершить суд согласно своей воле. Крестьяне, считая этих беков мудрее и солиднее сельских чиновников, с удовольствием обращались к ним и просили вершить судебное дело». Очевидно, что в подобных случаях потомки меликов использовали бывшие полномочия своих предков.
Таким образом, судя по имеющимся фактам, мелики Арцаха, в основном руководствуясь нормами права обычаев, вершали судопроизводство, которое отвечало потребностям традиционного армянского общества.
Магалян А.В. Арцахские меликства и меликские дома в XVII–XIX вв. Ереван. 2012
Читайте также:
