На протяжении всего 1989 года в Баку участились отдельные случаи нападений на граждан армянской национальности, многие из которых даже не попадали в сводки происшествий.
О том, как это происходило, свидетельствовал в своей книге «За державу обидно» генерал Александр Лебедь; его, тогда еще полковника десантная часть участвовала в осуществлении режима особого положения в Баку в 1988-1989 и вводе войск в город в январе 1990-го. Вот как он описывает случай убийства, которое официально таковым признано не было: «…При очередной вспышке самопроизвольного заселения я в поисках начальника милиции попал во дворик частного дома и стал невольным свидетелем следующей картины. Посредине дворика – еще не остывший труп мужчины лет 30. Голова развалена мощным ударом, здесь же валялся кусок витой арматуры длиной сантиметров 70 и толщиной 20-22 миллиметра с остатками крови и волос. Во дворике начальник РОВД, полковник милиции, фамилию не помню, врач, майор, сержант. Я зашел в момент, когда стоящий ко мне спиной полковник диктовал сержанту: «Причина смерти – инфаркт миокарда». Я взбеленился: «Это вы про кого такое пишите? Про этого?» - Так точно! – Какой тут инфаркт миокарда! Вот арматура, его убили. Невозмутимо глядя на меня черными без блеска глазами, полковник заявил: «Товарищ полковник! Вы не понимаете. Его ударили, в результате удара образовался инфаркт, в результате инфаркта он умер. Вот и врач подтверждает». Врач закивал. Страстно захотелось взять автомат и одной очередью положить и скотов-милиционеров, и «знающего» эскулапа. Я повернулся и вышел. И вывод. Через три дня… никакая сила в мире не докажет, что погиб этот цветущий мужик на пороге собственного дома, защищая свою семью, от зверского удара куском арматуры. Благодетельный, спасительный инфаркт…».
В течение декабря 1989-го Народный фронт Азербайджана организовал массовые акции на советско-иранской границе; в городах и районах шли антиармянские митинги, имели место акты захвата власти, повсеместно формировались вооруженные отряды НФА. В декабре в Баку вновь участились нападения на армянские дома и квартиры, убийства, насилия и грабежи. 13 января 1990 года, в «самом интернациональном городе СССР», как любили называть Баку агитпроповцы из ЦК Компартии Азербайджана, начались невиданные по своему размаху армянские погромы. Советская армия, как и ранее в Сумгаите, «опоздала», но уже не на три дня, а на целую неделю. Начало погромов многие беженцы из Баку тогда связывали с выступлением первого секретаря ЦК КП Азербайджана Абдул-Рахмана Везирова на партийно-хозяйственном активе одного из бакинских заводов, которое транслировалось по республиканскому телевидению. Выступление азербайджанского партийного лидера было истеричным и полным антиармянской риторики.
Однако такой авторитетный и, видимо, единственный исследователь январских событий 1990 года в Баку, как журналист, писатель и публицист Ирина Мосесова, родившаяся и прожившая большую часть своей жизни в Баку, полагала иначе. «Гораздо более симптоматичной представляется нам другая политическая фигура. Это Гасан Гасанов – способный выученик Гейдара Алиева, без него так и закончивший бы политическую карьеру на уровне комсомольских работников 60-х годов, - писала И. Мосесова в одном из своих материалов, посвященных январским погромам. – Ранее, 8 января, еще в статусе секретаря ЦК он произнес на собрании республиканского партийно-хозяйственного актива мобилизующую, вдохновляющую на погромы речь. «Филантропы» и «соглашатели», против которых он выступил, обвиняя их в нерешительности, услышали боевой клич.
Более того, известно и его неформальное покровительство реальной политической силе, которой в канун погромов и во время них в Баку оказался Народный фронт Азербайджана». В приведенной цитате ясно прослеживается связь между Народным фронтом Азербайджана (НФА) и выдвиженцами Гейдара Алиева в руководстве Азербайджанской ССР. И.Мосесова знала эту среду досконально: она на протяжении целого ряда лет была одним из «спичрайтеров» Гейдара Алиева, многократно лично общалась с азербайджанским партийным боссом и бывшим генералом КГБ. Прекрасно знала она и все его окружение: кто есть кто и на что способен. Между прочим, совершенно не случайно активизация персонального пенсионера Гейдара Алиева, незадолго до 1988-го отправленного в отставку «по состоянию здоровья», произошла именно в январские дни 1990-го. После ввода войск в Баку он выступил в Постпредстве АзССР в Москве в поддержку НФА, а вскоре покинул советскую столицу, перебравшись в Нахичеванскую АССР. Оттуда, из Нахичевани, опираясь на свой разветвленный клан и своих людей в Баку, он медленно, но верно стал продвигаться к заветной цели - посту официального лидера Азербайджанской Республики. Но это будет позже.
А пока, после «усмирения» проалиевского НФА кремлевские власти, не на шутку обеспокоенные активизацией Г.Алиева, начнут антиалиевскую кампанию. В органе ЦК КПСС газете «Правда» появится разгромная статья «Алиевщина», где впервые в официальной советской прессе приводился список близких и дальних родственников Алиева, которые заняли «теплые» места в республике в период его правления и оставались на них и в более поздние годы. Сам Гейдар Алиев очень тяжело воспринял появление этой и других разоблачительных статей, о чем многократно говорил позже, уже будучи президентом независимой Азербайджанской Республики. Так, на встрече с группой азербайджанских писателей в ноябре 1999 года он утверждал, что в 1988-1990 гг. периодически подвергался травле в советской прессе… из-за своей «борьбы со взяточничеством, коррупцией»: «Алиевщина» была потом, после январских событий. А эта - в 1989 году, понимаете. Евреи, армяне опубликовали в «Литературной газете» одну статью против меня. В Азербайджане распространили ее. Почему? Потому что я вел борьбу со взяточничеством, коррупцией, с использованием служебного положения в корыстных целях».
Возвращаясь к речи алиевского выдвиженца Гасана Гасанова на заседании партактива АзССР 8 января, отметим немаловажный факт. А именно: что на этом мероприятии присутствовали специально направленные в АзССР Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР Р. Нишанов и секретарь ЦК КПСС А. Гиренко То есть высокопоставленные кремлевские посланцы прекрасно знали и понимали к чему идет дело в регионе и, соответственно, должны были информировать об этом М. Горбачева. Однако, судя по всему, очередное кровопускание было вполне в интересах ЦК КПСС. Ведь не кто иной, как сам Горбачев ранее неоднократно заявлял армянским депутатам и представителям о том, что, поднимая карабахский вопрос, им следовало бы подумать о судьбе армян Баку. Как уже говорилось выше, самим бакинским армянам, во всяком случае, большинству из них, все это стало ясно сразу же после резни в Сумгаите. Потому они и приняли решение уйти, пока не поздно. Но те, кто не могли, не успели, или не захотели уйти все еще надеялись на защиту Москвы. Как вскоре выяснилось, эти надежды опять не оправдались.
«Началом тотальных погромов нельзя считать 13 января, - писала в цитировавшемся выше материале И. Мосесова. – Подготовка к ним шла давно. Тщательно продуманная акция проводилась в нескольких направлениях». Далее исследователь бакинских погромов перечисляет ряд этих самых направлений, среди которых были следующие. Составление подробной карты города, разделенной на районы и кварталы, с помеченными местами компактного проживания оставшихся в городе армян. Широкомасштабная наступательная антиармянская кампания в СМИ, начатая значительной частью азербайджанской интеллигенции. В ходе этой кампании армяне обвинялись во всех мыслимых и немыслимых грехах. Выступавшие по телевидению аксакалы сетовали на то, что «армяне занимают престижные должности и лучшие квартиры в городе». Последняя волна увольнений армян с работы прошла в декабре 1989-го. Нападения, избиения и убийства отдельных граждан армянской национальности на улицах города, в общественном транспорте. Координация действий работников жилищно-эксплуатационных контор (ЖЭКов) и управлений с милицией и службой «скорой помощи» в ходе предстоящих погромов.
Первые уточняли наличие прописанных армян с помощью списков на продуктовые талоны. Вторые обеспечивали безнаказанность погромщиков. Третьи выдавали фальшивые медицинские свидетельства о смерти жертв, указывая в них естественные причины смерти, вместо реальных насильственных от побоев и т.п. Таким образом, были учтены «уроки» резни в Сумгаите, когда в свидетельствах о смерти жертв погромов значились действительные причины смерти, что вызвало огромный резонанс после их опубликования. Эти четыре направления, как пишет исследователь бакинских погромов И. Мосесова, «создали прочную, весьма эффективную базу для начала погромов. Между прочим, многие бакинцы свидетельствовали, что точная дата начала погромов была известна заранее.
Были и свидетельства о том, что жилищные конторы и исполкомы заранее уточняли списки жильцов по национальностям и готовили новые ордера на квартиры жертв. Бежавшие из Баку после января 1990 года русские горожане, в частности, свидетельствовали. «В конце прошлого года жилищные конторы по всему городу потребовали всех заполнить анкеты, якобы для получения талонов на продукты. В анкетах нужно было указать национальность. Когда начались погромы, в руках экстремистов оказались точные адреса: где живут армяне, где русские, где смешанные семьи и т.д. …Думаю, что ордера нам не понадобятся. Сама видела, как только армянина изгоняли из квартиры, тут же появлялся новый хозяин с официальным ордером. Словно в райисполкоме он был уже давно готов, только даты не хватало». Как и в случае с Сумгаитом, бакинским погромам предшествовала провокационная информация республиканского агентства «Азеринформ», переданная затем по каналам ТАСС и в программе «Время» Центрального телевидения.
В ней сообщалось о том, как два азербайджанца будто бы зашли домой к некоему жителю Баку с армянской фамилией Аванесов, пытаясь уговорить его покинуть город, разговор перешел в ссору, в ходе которой Аванесов схватил-де топор и зарубил обоих. Как видим, фантазия изготовителей фальшивок не выходила слишком далеко за рамки прежних клише. К 13 января армянские погромы в Баку приобрели организованный и повсеместный характер. 13 января 1990 года после 17 часов толпа около 50 тысяч человек, вышедшая с митинга на площади Ленина, разделившись на группы под руководством активистов НФА, стала методично, дом за домом, «очищать» город от армян. Существуют многочисленные свидетельства о зверствах и убийствах, совершенных с исключительной жестокостью, включая сожжения заживо. Точное число убитых до сих пор неизвестно - по разным данным, было убито от 150 до 300 человек. Поскольку большинство остававшихся к тому времени в городе армян Баку составляли пожилые или больные люди, многие беженцы погибли вскоре после депортации - не только из-за причиненных увечий, но и от пережитого потрясения. В те же дни в Кировабаде погромщики пришли в местный Дом престарелых, вывезли из него за город 12 стариков и старух-армян, убили их и закопали в вырытой на берегу Куры яме...
Тех из армян, кого оставляли в живых, отправляли в порт - для посадки на паромы, идущие через Каспий в Туркменскую ССР. Все это происходило под контролем и при непосредственном участии как официальных властей, так и НФА. Согласно показаниям многих сотен беженцев из Баку, схема действий погромщиков была однотипной. Вначале в квартиру врывалась толпа в 10-20 человек; начинались избиения и насилия. Затем появлялись представители НФА, зачастую с оформленным по всем правилам ордером на квартиру, предлагавшие немедленно отправиться в порт. Людям иногда разрешали брать с собой кое-что из вещей, но при этом отбирали деньги, ценности, сберкнижки. В порту находился пикет НФА; беженцев обыскивали, снова избивали, после чего депортировали. Прибывших на тот берег Каспия, в Красноводск беженцев самолетами отправляли в Ереван.
«В понедельник вечером в Ереван начала прибывать новая волна беженцев из Азербайджана. По трапу самолета, прилетевшего из Красноводска, куда армяне доставлены паромом, спустились в основном старики. Большинство из них избиты и перевязаны… У 37-летнего Семена Григоряна пытались ножовкой отрезать ноги, затем уши. Сходя с трапа, он все время повторял: «Спасся чудом». Тем, кто попадал на паром до Красноводска, можно сказать повезло. Потому что многие, пытавшиеся вырваться из Баку воздушным путем, в аэропорту попадали в ловушку. Ирина Мосесова в своей книге «Армяне Баку: бытие и исход» стала свидетелем того, что произошло в бакинском аэропорту 17 января 1990-го. «Я среди других страждущих находилась в специальном «накопителе»… Нас долго держали там, испытывая на прочность. Подъехал автобус. Из него выбежал некто с воплем: «Армяне, армяне, кто едет в Ереван, садитесь». Люди потянулись к автобусу. Понесли на руках старушку. Женщина с тремя маленькими детьми подняла тяжелую сумку. Поначалу поднялась и я, но остановилась, тупо глядя на зажатый в руке билет на Москву, где уже несколько суток встречал в аэропорту каждый самолет мой младший сын. Решила остаться и ждать самолета в столицу. Так Бог спас меня во второй раз (в первый раз это случилось 13 января, когда что-то увело от моих дверей ломившихся туда молодчиков, какое-то событие на улице Хагани). Тем временем автобус с людьми развернулся. Я успела только заметить, как из него выпрыгнул водитель – тот некто, который зазывал армян в Ереван. Раздался взрыв, крики – и все. К этому автобусу «скорая помощь» не подъехала. Он факелом освещал летное поле. И желающих оказать помощь горящим внутри людям рядом не оказалось».
Ярким штрихом к поведению бакинской милиции и солдат внутренних войск МВД СССР в дни армянских погромов в Баку служит свидетельство одного из лидеров НФА Этибара Мамедова, сделанное им на пресс-конференции в Москве: «Я лично был свидетелем того, как недалеко от железнодорожного вокзала убили двух армян, собралась толпа, их облили бензином и сожгли, а в двухстах метрах от этого находилось отделение милиции Насиминского района, и там было где-то около 400-500 солдат внутренних войск, которые на машине проезжали в 20 метрах от этих горевших трупов, и никто не предпринял попытки по оцеплению района и разгону толпы».
Свидетельства о соучастии милиции и бездействии внутренних войск приводили и беженцы из Баку. Ясное дело, что, сваливая вину за погромы лишь на коммунистические власти, лидеры НФА пытались таким образом отмыть свои руки и предстать «в белых одеждах» перед столичными демократами. Между тем, многочисленные беженцы свидетельствовали, что именно НФА был организатором погромов. А в опубликованной в зарубежном «диссидентском» журнале «Страна и мир» статье московский лингвист Андрей Кибрик вопрошал: «Если НФА – демократическая организация и притом настолько сильная, что к 19 января чуть ли не захватила власть в Баку, почему она 13 января и в последующие дни допустила массовые погромы? Неужели она так усилилась именно за последние шесть дней? Нет ли подозрительного единства целей в действиях погромщиков и НФА (даже если это не одно и то же)? Одни армян убивают, а другие «эвакуируют», или, лучше сказать, депортируют. Не лучше ли было бы такой могущественной организации, которая может контролировать весь Баку, обратить усилия на защиту своих сограждан без их депортации?».
Горбачев и Кремль не вмешивались в происходящее, хотя в городе находились достаточные по численности военный гарнизон и силы внутренних войск МВД СССР, которые могли бы быстро навести порядок. Информации также было предостаточно. Наряду с данными КГБ и армейской разведки информация в Кремль поступала от находившихся в Баку председателя Совета Союза Верховного Совета СССР академика Е. Примакова, секретаря ЦК КПСС А. Гиренко, других представителей правящей камарильи. Буквально накануне ввода войск в Баку, вечером 19 января бакинское телевидение транслировало в прямом эфире беседу (автор лично созерцал ее, находясь в Степанакерте) заместителя заведующего отделом ЦК КПСС В. Михайлова с заведующим идеологическим отделом ЦК КПА А. Дашдамировым. Последний, обильно брызгая слюной, орал о необходимости «строго наказать армянских экстремистов в НКАО», о недопустимости вмешательства войск в Баку, а раболепный московский «цэковец» нес бред о том, что Баку-де «славен своими интернациональными традициями», и войска в город вводить никак нельзя. За окном в тот момент реками лилась человеческая кровь и корчились в агонии заживо сжигаемые люди… Убийства и разбои продолжались вплоть до 20 января, когда погромщикам стало уже просто не до того, ибо в город вошли части Советской Армии.
В ходе погромов Баку был полностью «очищен» от армян - за исключением нескольких сотен человек в смешанных семьях, многих из которых позже буквально «выуживали» по спискам для последующего обмена на плененных в ходе карабахской войны азербайджанцев. Некоторые армяне были спасены, спрятаны своими соседями, однако такие случаи не были столь многочисленными, как о том позже писала советская пресса. Это было понятно, ибо погромщики осуществляли жесткий контроль, угрожая карами тем азербайджанцам, кто осмелится им противоречить, тем более противодействовать.
Атмосфера была далеко не та, что в 1988 году. Да и настроения самих обывателей были уже другими. «Разрывы по-настоящему крепких дружеских связей на самом деле были крайне редкими – армянам помогали друзья, прежде всего друзья-азербайджанцы. Но только лучшие друзья – один-два человека, - писал главный редактор журнала «Анив», бывший бакинец Карен Агекян. – Старые друзья помогали… Но я не слышал о тех, кто сохранил бы нормальные отношения к армянам в целом. Часто бывало так: человек считал, что всех армян нужно гнать из Баку, но шел на определенный риск, спасая своего личного армянского друга с семьей. Впрочем, это достаточно типично. Старые друзья есть всегда и везде. Не помню кто – то ли Геббельс, то ли Гиммлер – в своей важнейшей речи перед «окончательным решением еврейского вопроса», признавал, что у каждого (!) немца есть хороший друг еврей».
Среди убитых и пострадавших в ходе погромов были также русские и представители других национальностей. Свыше ста тысяч русских жителей Баку, десятки тысяч евреев и представителей других национальностей навсегда покинули город сразу же после армянских погромов и столкновений вооруженных отрядов НФА с войсками. Были среди беженцев и собственно азербайджанцы – члены смешанных семей или дети от смешанных браков, которых в Баку было немало. В советской прессе погромы в Баку освещались крайне мало, а поначалу и откровенно тенденциозно. Более или менее ясной и полной информации читателю так и не было предоставлено.
Позже, на посвященном событиям в Баку закрытом заседании Верховного Совета СССР ряд высших должностных лиц СССР, включая министров обороны, внутренних дел и председателя КГБ СССР, с полной откровенностью рассказали о бакинской резне и привели жуткие подробности. Эти подробности так никогда и не появились в советской печати. Да и оглашены на закрытом заседании ВС СССР они были в ответ на требование азербайджанской делегации создать комиссию по расследованию действий армии в Баку после 20 января, - аналогичную той, которая расследовала разгон демонстрации 9 апреля 1989 года в Тбилиси.
Тем не менее, шок от событий был столь велик, а география беженства столь широка, что и в советскую прессу просочилось немало сведений и свидетельств беженцев из Баку самых разных национальностей. «Нас заставили уехать, - голос Е. Р. Суровцевой прерывается от волнения. – Приходили какие-то люди и вначале просили покинуть республику, потом требовали, чтобы мы убирались, угрожали, а затем начались погромы… - …Начали с армян. А когда те уехали, взялись за русских, - говорит Александра Гузнова». «…Нас вывозили из военного городка на открытом грузовике, - вступает в разговор жена военнослужащего. – Было много народу – женщины, дети, старики. Как только отъехали от городка, по машине открыли огонь. Пришлось лечь на дно кузова. Все, с кем довелось беседовать в казармах, резко высказывались в адрес центральных средств массовой информации: сообщения о событиях в Баку даются сглаженно, и создается впечатление, будто не так уж все плохо. Говорили, что боевики будто бы видят в этом проявление слабости властей». «На многих домах надписи: «Русские – оккупанты!», «Русские – свиньи!». Моя мама приехала по распределению из Курска в глухое горное азербайджанское село учить детишек русскому языку. Я второй год работала в школе… Пришла неделю назад в школу, а в коридоре надпись: «Русские учителя, идите в уборщицы!» Я говорю: «Вы что, ребята?» А они в меня плюют… Я их азбуке учила. - Но как жить, если дом оцеплен бандитами и они требуют убираться, если приходишь в магазин, а тебе не продают даже хлеба, потому что ты русская. Хотела снять с книжки деньги, кассирша швырнула мне ее обратно: «Для тебя денег нет!» - Муж у меня военный, но в этот день был в штатском. Я увидела, как он вынул пистолет и положил в карман. Сказал: «В метро идите впереди меня, чтобы я вас видел». В метро русских почти не было. На нас оглядывались, лица у всех напряженные. Только в аэропорту я поняла, что мы улетаем». «Они установили пулеметы на крыше роддома и неврологической больницы, и, когда выходили женщины с детьми, чтобы перейти и укрыться в военную часть, - по ним стреляли, а когда выходил азербайджанец из своей машины, - прекращали стрелять. …Последний год тяжело было ходить в магазин. Смотрят косо, подсовывают самое гнилье, кто-то из очереди кричит продавщице: «Русским не отпускай! Пусть к себе едут!».
Обзывали оккупантами, фашистами, а ведь мы работали вместе с ними на равных. Мулла призывал: «Изгоняйте русских, но без крови!» И сколько же нашлось желающих изгонять!». «Я коренная бакинка… Сюда же вырвалась с десятью рублями, в одном платье да в одном пальто. Так же одеты и дети, – рассказывала жена военнослужащего Валентина Павлова. - Да, среди азербайджанцев есть прекрасные люди. Но мало кто их сегодня слушает. В любом случае мы туда не вернемся». Многие жены офицеров свидетельствовали и о замалчивании событий в Баку официальными советскими СМИ: «Провожая нас, солдаты просили передать всю правду о происходящем. Убеждены: боевики распоясались до предела еще и потому, что они знают – в России многое просто неизвестно».
Мелик-Шахназаров А.А. Нагорный Карабах: факты против лжи. М., 2009.