Черты материальной культуры черкесо-гаев Армавира

Анализ традиционной культуры субэтнической группы армян Куба­ни – черкесо-гаев – позволяет реконструировать целый ряд важных мо­ментов исторического прошлого региона. Самым важным анализируемым аспектом в данной теме являются аккультурационные и адаптационные механизмы развития традиционной культуры, четко прослеживающие­ся в этническом облике черкесо-гаев.

В данной статье авторы представляют разносторонние источники, по­зволяющие понять одну из ключевых структур системы жизнеобеспечения этнического сообщества – поселение и жилище – те их формы, которые были освоены черкесо-гаями на момент их компактного поселения в еди­ном ауле в непосредственной близости от центра российского командова­ния Кубанской линией – крепости Прочный Окоп; в статье также пред­ставлены основные направления эволюции традиционной строительной практики горских армян, оказавшихся в условиях российской социокуль­турной среды в период после завершения военной колонизации Северного Кавказа и вхождения региона в состав Российской империи.

Самым ранним описанием будущего Армавира является отчет об инспекционной поездке из Ставрополя на Кубанскую линию капитана Д.А. Милютина, впоследствии ставшего военным министром эпохи преобра­зований Александра II. В Армянском ауле он побывал 2 декабря 1839 г., то есть в год основания данного населенного пункта. В приводимом ниже фрагменте из упомянутого отчета Д.А. Милютина особый интерес пред­ставляет упоминание о внешнем облике поселения и специфике жилищ Армавира:

«1-го декабря 1839 года послан я был по казенному поручению за Кубань на реку Уруп…

Левый берег Кубани низменный, покрытый остатками леса, и нагор­ный берег верстах в 2-х от русла реки, извивающегося перед лесом.

Правый берег напротив чрезвычайно высок, в виде хребта высот, весьма крутых, в иных местах почти отвесных.

На одной из таких высот, верстах в 3-х от Прочно-Окопской станицы вверх, лежит крепость Прочный Окоп – местопребывание знаменитого в здешнем крае Засса…

От брода я поехал вверх по левому берегу Кубани к устью Урупа...

Здесь по левому берегу Кубани почти сплошь ногайские аулы, и перед ними один, самый огромный – армянский.

Армяне эти издавна поселились в горах, жили там своими аулами, смешались с горцами, но сохранили свою религию, и охотно пересели­лись на Кубань по приглашению Русского правительства, призывавшего их именем религии. Но кроме религии эти Армяне не имеют никакого от­личия от своих соседей – ногайцев и даже черкесов, – разве только более черный цвет бород.

Одеваются они так же и даже говорят тем же языком. Аул их очень велик: избы построены по образцу казачьих в виде мазанок, но с высокими соломенными крышами; аул обнесен рвом и плетнем».

Наличие в армянском ауле оборонительных сооружений вытекало из условий военного времени и было продиктовано опасением черкесских на­падений. Будучи основанным в период Кавказской войны, Армавир с первых дней существования являлся укрепленным поселением. Его окру­жал ров почти 3-х метровой глубины и ширины. За рвом жители насыпа­ли высокий вал с двумя плетнями наверху, промежуток между которыми заполняла земля. В этой ограде были устроены четверо ворот, со стороже­выми вышками, на которых круглосуточно дежурила стража. Главные ворота располагались в створе современной ул. Кирова. С других сторон поселение черкесо-гаев примыкало к довольно крутому береговому уступу над поймой Кубани. Вышеуказанная оборонительная ограда стала значи­мым фактором формирования пространственной среды Армавира

В центре аула вокруг сооружаемой церкви в рассматриваемый период была возведена своеобразная цитадель – мощная каменная стена с бой­ницами и бастионами, так как первый неоконченный деревянный храм в 1842 г. был сожжен черкесами.

В 1848 г. в аул, уже получивший название Армавир, приехал кавказ­ский журналист И.И. Иванов, который в 1850-е гг. стал редактором газеты «Ставропольские губернские ведомости». Этому человеку, проявившему себя в качестве внимательного и пытливого исследователя, суждено было стать первый историком, этнографом и бытописателем черкесских армян. Самая ранняя из целой серии обширных публикаций И.И. Иванова об ауле и его жителях появляется 10 июня 1850 г. на страницах тифлисской газеты «Кавказ». Небольшая часть статьи представляет собой весьма детальную и почти фотографическую в своей точности пространственную характери­стику селения горских армян. Газетный очерк, фрагмент которого приво­дится ниже, называется «Армавир»: «Это громкое название древней сто­лицы Гайканского государства, носит в настоящее время малоизвестный аул, довольно живописно раскинутый на левом берегу реки Кубани, в двух с половиною верстах от Прочно-Окопского укрепления. Он населен армя­нами, вышедшими в конце 1838 года с гор Бесленеевских, Темиргоевских, Абадзехских и из деревень Егер-Ухой, Гяур-Габль и Адыхой…

Армавир, в первые четыре года по основании, представлял какое то беспорядочное поселение: Армяне жили в лесу в худо устроенных саклях и шатрах; по приведении же их в 1842 году, к присяге на подданство Рос­сии, они, при деятельных заботах генерал-майора Безобразова, из своего беспорядочного аула сделали в короткое время довольно хорошую и бога­тую деревню, так, что кто видел Армавир в 1842 г., в настоящее время его совершенно не узнает. Он раскидывается в виде параллелограмма, окру­жен глубоким рвом, имеет четверо ворот, из которых одни, обращенные на север, ведут на небольшой полуостров, образуемый Кубанью; полуостров этот имеет в окружности до полуторы версты и назначен армавирцами для сохранения своего имущества, жен и детей, в случае нападения на аул горцев. В средине аула выстроено по плану до сорока довольно хороших лавок, церковь и училище, обязанное своим существованием протоиерею Патканову…».

Уже в первые годы существования поселения черкесо-гаев его пла­нировочная структура получает форму близкую к ортогональной. Это хо­рошо видно на первом плане аула, составленном в 1844 г. подпоручиком Анисимовым.

Поперечные улицы поднимались на юго-запад от реки, а пересекав­шие их под прямым углом продольные улицы пролегали вдоль Кубани по направлению с юго-востока на северо-запад. Кварталы прямоугольной формы группировались вокруг церковной площади, которая стала изна­чальным историческим ядром поселения. Именно от этой площади начи­налась и постепенно поднималась на юго-запад главная улица (ныне ул. Кирова), ставшая одной из основных композиционных осей планировки.

Улицы, располагавшиеся внутри оборонительной ограды, были пря­мыми, но неширокими (12-15 м). Значительно просторнее была главная магистраль, соответствующая нынешней ул. Кирова (20-23 м).

В период Кавказской войны в связи с ростом аула оборонительную ограду несколько раз демонтировали и переносили в юго-западном на­правлении. В результате на месте срытых земляных рва и вала образовыва­лась новая продольная улица, а поперечные продлевались на один квартал.

Первоначально оборонительная ограда была устроена по нынеш­ним улицам Осипенко и Чичерина. С противоположных сторон границей аула служил обрывистый уступ над берегом Кубани. В 1842 г. ров и вал с плетнями были сооружены на месте современной улицы Лермонтова; в 1853 г. – по улице Люксембург; в 1860 г. – по ул. Комсомольской. Одновре­менно с этими передвижениями ограды к югу, на западе она удлинялась по нынешней ул. Чичерина, а на севере и востоке естественной защитой Армавира оставалась круча над Кубанью.

О том, что в начальный период своей истории аул являлся укреплен­ным поселением, можно найти свидетельства и в народной топонимии черкесо-гаев. Так, одна из центральных в нашем городе улица Люксембург в досоветский период официально называлась сначала Широкой, а потом Бульварной. Однако черкесские армяне в обиходе именовали ее Къэлэчеор зытетыгэр сукъакъ. Этот адыго-тюркский топоним переводился как «ули­ца (где) стоял крепостной забор».

Спустя три года после основания аула черкесо-гаев, в 1842 г., гене­рал-лейтенант Г.Х. Засс впервые собрал некоторые статистические мате­риалы об армянском ауле и его жителях. В составленной им таблице содер­жались сведения о том, что местных армян здесь насчитывалось 730 душ мужского пола и 603 женского.

В таблице также имелись данные о численности принадлежавших ар­мянам «крестьян или холопов из мусульманских поколений, которых при­обрели они, находясь еще между горцами». Зависимое сословие состояло в это время из 277 мужчин и 270 женщин.

Таким образом, приведенные выше официальные данные позволяют сделать вывод, что в сентябре 1842 г. в Армянском ауле проживало всего 1880 чел., из них собственно черкесо-гаев – 1333 чел. и находившихся от них в зависимости крестьян из среды горских народов региона – 547 чел. При этом доля крепостных и рабов составляла 29,1 % или почти треть от общей численности обитателей будущего Армавира.

Г.Х. Засс также сообщал, что в ауле армянам принадлежало 216 сакель и 1 молитвенный дом, а у их крестьян было 85 сакель. Исходя из этого, не­сложно подсчитать, что в среднем на одно жилище армян и их крепостных приходилось 6-7 чел. Эти цифры помогают получить примерное представ­ление о среднем размере одного семейства. Вместе с тем, в статистических данных Г.Х. Засса отсутствовала информация о площади жилищ, принадле­жавших представителям разных социальных категорий. Стоит также иметь в виду, что домашние рабы унауты своей недвижимости в ауле, вероятно, не имели и проживали в пределах дворовых территорий своих хозяев. Также не­известно, включены ли здесь в количество сакель кунацкие, которые, следуя горским традициям гостеприимства, черкесо-гаи сооружали в своих дворах.

Действительно доминирующим и практически единственным типом жилища в Армавире в военный период оставалась черкесская турлучная сакля из трех комнат со стенами из плетня, обмазанного глиной, глино­битным полом и двухскатной камышовой крышей. Жилище могло уста­навливаться на песчаниково-ракушечном неглубоком фундаменте, однако большинство домов строилось без фундамента: угловые столбы непосред­ственно вкапывались в землю. В пределах армянского аула, наряду с ти­пичным для равнинных территорий турлучным жилищем, часть жителей, прибывших из Шапсугии, сооружали свои сакли на сваях, приподнимая жилище на 60-80 см. от земли. Такая техника постройки жилища приме­нялась на прежнем месте черкесо-гаями, чтобы предупредить попадание в дом подпочвенных вод или проникновение ядовитых змей. В пределах Армавира, на равнине, подобные технические приемы были излишни, по­этому вызывали насмешки у другой части одноаульцев. Со временем эти своеобразные элементы местной архитектуры исчезли.

В жилище черкесо-гаев, разделенном на мужскую и женскую поло­вины, в центре средней комнаты на полу устраивали открытый камен­ный очаг, над которым через крышу поднимался большой сплетенный из прутьев и обмазанный глиной конический дымарь.

По сообщению происходившего из среды черкесо-гаев весьма ос­ведомленного армавирского краеведа Рафаэля Каспаровича Аракелова (1912-2001), дома первых поселенцев имели очень маленькие окна (12-15 см ширины и до 30 см в высоту), затягивались они, как принято было у горских народов региона, пузырем. Позже в селение стали привозить стек­ло из г. Ставрополя, появились оконные рамы. Стропила для крыши ста­вили довольно высокие. С южной и восточной стороны они выпускались больше, чем с других, чтобы вдоль фасада с указанных сторон соорудить галерею. Сравнительно высокий конёк позволял укладывать камыш так, что вода на нём совершенно не задерживалась.

По периметру двора сооружались также турлучные или плетневые по­стройки для скота, амбары, пекарня, курятник, кухня и небольшая кунацкая (помещение для приема гостей). Усадьбы окружались высоким плетне­вым забором. В первые десятилетия истории аула сакли черкесо-гаев обыч­но располагались с отступом от красной линии улиц, в глубине участка.

В военный период практически все постройки в ауле сооружались из хвороста, глины и камыша. Также широко применялось и дерево. Дере­вянными стойками и связями, способными выдержать вес чердачного пе­рекрытия и кровли укреплялись наиболее ответственные части турлучных домов (углы и стыки стен, перемычки дверных и оконных проемов).

Местность, в которой располагался аул черкесо-гаев, в достаточном объеме обеспечивала жителей всеми необходимыми строительными мате риалами. Глину обычно добывали в обнаженных склонах берега Кубани. Вероятно, к реке для этого спускались по современной улице Осипенко, которая с начала ХХ в. получила название Глинная или же просто Глинка.

Если сначала глина использовалась для обмазки турлучных построек, то позже, с появлением в Армавире славянского населения, из нее стали изготавливать саманные блоки. С конца XIX в. этот материал стал основ­ным сырьем при производстве обожженного кирпича. Хворост для плет­ней и дерево различных лиственных пород заготовляли в пойменных лесах на берегах Кубани и Урупа и доставляли к месту строительства на арбах или сплавляли по рекам. Здесь же в прибрежных районах в изобилии рос камыш, служивший основным материалом для кровли. Добавлявшийся в глину при обмазке плетневых стен навоз также имелся практически в нео­граниченном количестве, так как почти в каждом дворе держали скот.

В период мирного хозяйственного развития (после завершения «Кав­казской войны») преобладающим типом сооружений в Армавире по-преж­нему оставалась турлучная сакля черкесского типа и расположенные с ней в одном дворе хозяйственные постройки.

Р.К. Аракелов оставил детальное описание усадьбы своего предка Тер-Саакян Бедроса (Щаджекъо Тхащаокъо Щеоай), находившейся на ме­сте современного участка по ул. Урицкого, 33. Судя по месту расположе­ния, она была застроена в рассматриваемый пореформенный период, и, по словам Р.К. Аракелова, сохранялась в таком виде примерно до 1885 г.

Исследование Р.К. Аракелова дает хорошее представление о про­странственной структуре рядового домовладения аула: «Дворовая усадьба имела вид прямоугольника, одна из коротких сторон выходила на улицу и была огорожена с 4-х сторон плетневым забором с воротами на западной стороне и двумя перелазами к соседям, проделанными на южной и север­ной сторонах ограды. На северной стороне двора располагался жилой дом «Унешхо» (Большой дом). Он состоял из трех частей: из большой комнаты вытянутой формы – собственно унешхо. Здесь помещался очаг, и чаще на­ходились женщины. Всю домашнюю утварь, посуду держали в этой комна­те, частью на полках, а частью в подвешенном состоянии. Здесь приготав­ливали пищу как для семьи, так и для гостей. Этим занималась старшая из женщин совместно с дочерьми и невестками.

К большому дому примыкала легъунэ – комната для невестки, а при отсутствии мужа и для других жен­щин. В эту комнату приводили молодую жену. В дальнейшем здесь распо­лагалась люлька с ребенком. Здесь проводила свои годы невестка. С другой стороны унешхо располагалась комната для мужчин и взрослых сыновей. Подростки и старик находились в унешхо или же в доме для гостей. При глубокой старости ему отводилась отдельная комната. Рядом с комнатой мужчин помещалась конюшня. В нее можно было войти через внутрен­нюю дверь…

Если в семье были сыновья, по мере их женитьбы им строили отдель­ные небольшие дома в этом же дворе. Все три комнаты были объединены и связаны в единую постройку длинной террасой, для образования которой чердачные балки выпускались наружу и концы их опирались на столбы. Осенью такая терраса представляла живописную картину: на стенах дома под навесом террасы сушились связки лука, кукурузы и красного стручко­вого перца.

Унешхо и хьакIэщ в Армавире строились турлучные, т.е. к вкопанным столбам прикреплялись с двух сторон плотно сплетенные плетни, которые обмазывались заранее приготовленной смесью глины, навоза с мелкоиз­мельченной соломой. После высыхания повторно обмазывались глиной и после повторной сушки белились…

Против большого дома помещалась хьакIэщ – кунацкая, сделанная из того же строительного материала, что и большой дом. В углу на цинов­ках (оабль) лежали шерстяные матрасы (ошекур) и рядом стояли кубган и леджен – т.е. кувшин и медный таз для омовения перед намазом, если гость мусульманин… Перед кунацкой вкапывались один-два столба для привязи лошадей. В отдельных случаях столбы художественно обрабаты­вались, и на них наносилось тавро хозяина и покрывались орнаментом. Кунацкая обычно представляла однокомнатный дом. По рассказам, иногда в ней помещали очаг для отопления комнаты в холодные дни. Кунацкая имела деревянный пол, застекленные окна и террасу – довольно широкую, напоминавшую открытую веранду. Она украшалась несколькими парами красивых рогов. Внутри в стену вбивали несколько колышков – депкдасэ, на которых развешивали одежду и оружие гостей. Здесь же было развеша­но оружие хозяина, которое служило украшением комнаты. На полу стояло несколько низких скамеечек для сидения – пхъэнтIэку шIхьаку. Еду сюда приносили на низких маленьких круглых столиках – анэ, которые после еды уносились…

В кунацкой собирались пожилые люди и рассказывали о прошлом, и высказывали свои взгляды и суждения, а молодые люди знакомились с историческим прошлым народа. Здесь пелись песни исторические, воен­ные, оплакивающие.

Большой дом – унешхо располагали, как и раньше в Черкесии, торце­вой стороной к воротам… К «большому дому» часто примыкала конюшня. В конюшню, когда она была заперта, можно было попасть только через дверь, находившуюся в смежной, торцевой стене унешхо, и уже отсюда открывалась дверь, через которую выводили лошадей. Часть двора усадьбы отводилась под баз для лошадей и отдельно для другого скота.

Здесь же, вблизи от «большого дома» располагалась летняя кухня и печь для выпечки хлеба. Несколько поодаль ставили коны – хранилища для зерна. (Коны – это особые хранилища – корзины, круглой или прямоугольной формы. Чаще всего плелись из орешника и ставились на столбики, чтобы зерно не увлажнялось. Сверху кона устраивалась крыша из камыша или дранки. Коны для пшеницы и проса обмазывались глиной, а для ку­курузы оставались без обмазки. Зерно доставали или через окошко, или снимая крышу. Иногда были коны из плотно сбитых досок, – авт.).

На усадьбе адыго-армянской семьи имело место еще одно подсобное помещение. Здесь находились два приспособления для обработки зерна: зернотерка – ужгъэ и зернодробилка для изготовления круп – гурхъу… Гурхъу работал по принципу удара. Гурхъу был распространен среди адыгских племен, включая кабардинцев. У армавирцев ужьгъэ и гурхъу находились под одной крышей в специальном сарае».

Пространственная организация, внешний облик, силуэт застройки и благоустройство Армавира вплоть до начала 1870-х гг. практически не претерпели существенных изменений. Приезжавшие сюда современники были единодушны в своей оценке аула как крайне патриархального селе­ния с господствующими горскими традициями как в бытовой сфере, так и в области строительных традиций.

Вместе с тем, отдельные инновации в строительной технике были отмечены еще в конце 1850-х гг. чиновником по особым поручениям К. Дульветовым, прибывшим в Армавир для разработки проекта преобра­зования аула в город. Представив довольно подробную характеристику хозяйственно-экономического устройства, социальных отношений и куль­турно-бытовых особенностей черкесо-гаев, он также обратил внимание на особенности планировки, территориальной организации и, что особенно важно, начавшиеся процессы трансформации застройки поселения. В ра­порте от 23 марта 1859 г. на имя командующего войсками правого крыла Кавказской линии генерал-лейтенанта Г.И. Филипсона, К. Дульветов, в частности сообщал: «Армавир распланирован довольно правильно, мно­гие улицы имеют ширины от 10 до 12 саженей и разделяется на 4 кварта­ла. Дворовые места, огороженные плетнями, по величине не все одинако­вы; при первоначальном поселении каждое семейство получило участок больший или меньший соответственно числу душ в семействе хозяина и состоящих в его владении крепостных... Жилища армавирцев походя на черкесские сакли, изменились много к лучшему, в окнах вставлены стекла, в домах есть голландские печи и некоторая мебель. Есть уже дома, крытые деревом и железом, по несколько окон на улицу…».

С 70-х гг. XIX в. в селении на смену традиционным черкесским тур­лучным, крытым камышом, саклям постепенно приходят деревянные об­ложенные кирпичом и кирпичные дома под железными крышами, возво­дившиеся по красной линии улиц. Появляются также южнорусского типа саманные и турлучные хаты. Это процессы были связаны с интенсификацией разнообразных хозяйственных и культурных контактов черкесо-гаев с русским и украинским населением, а также непосредственно с поселе­нием в ауле иногородних жителей, являвшихся носителями строительных традиций, существенно отличавшихся от господствующих здесь прежде.

Традиционное жилище черкесо-гаев Армавира соответствовало той адыго-абазинской этнической среде, в которой до переселения на левый берег Кубани под защиту крепости Прочный Окоп проживали горские ар­мяне. Постепенно строительная техника, материалы, используемые для сооружения жилища, расположение построек на территории усадьбы черкесо-гаев Армавира, изменяются, что определялось двумя тенденциями: интенсификацией межкультурных контактов горских армян с восточнос­лавянским населением Северо-Западного Кавказа, а также естественным развитием социально-экономической среды российской провинции, кото­рой оказалось пространство региона после вхождения в состав империи.

Ктиторов Сергей Николаевич – кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей и отечественной истории Армавирского государственного педагогического университета, председатель Армавирского городского общества историков-архивистов (г. Армавир).

Ктиторова Ольга Васильевна - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей и отечественной истории Армавирского государственного педагогического университета, председатель Армавирского городского общества историков-архивистов (г. Армавир).

"Армавир в трех столетиях истории России: XIX - XX - XXI вв. (к 180-летнему юбилею города)". Материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием.