Победа армян в карабахской войне 1991-1994 гг. была следствием многих об­стоятельств. коренящихся в специфике эпохи распада СССР. Жители Армении и армяне Карабаха были достаточно мобилизованы и неплохо организова­ны. Азербайджан же испытывал трудности ввиду внутренней турбулентности и фактически дисфункционального государства. Не углубляясь в причины та­кой разницы, можно сказать только, что последнее обстоятельство, сыграв­шее огромную роль в исходе войны, оказалось недооценено в общественном мнении в Армении и в самой Нагорно-Карабахской Республике.

Героизм, спо­собность к самоорганизации, профессионализм военных, патриотический подъем — все эти обстоятельства, естественно, стали частью как официальной, так и народной идеологии. Состояние же Азербайджана, который в годы той войны переживал затяжной политический кризис, либо не рефлексировалось, либо воспринималось в качестве перманентного, а не временного. При этом по­следний год той войны был полноценной современной войной, с достаточно со­временной по тем временам техникой и, кстати, огромным количеством жертв с обеих сторон. В итоге шапкозакидательские настроения стали свойственны как минимум широкой публике в Армении и Карабахе, а как показала практи­ка, также политикам и специалистам. Кроме того, война 1991-1994 гг. была ча­стью процесса борьбы за независимость. Парадигма борьбы за свободу, выхода из советской изоляции и зависимости, прорыва в модерн, построения развито­го демократического общества пронизывала все первые постсоветские годы в Армении и Карабахе. Героическая борьба Карабаха за свободу и самоопреде­ление была ее неотъемлемой частью.

Добившись победы в войне, армянское общество продолжило мечтать о строительстве цивилизованного демократического государства, похожего на страны развитых демократий. Собственно, эти ожидания и настроения, с той или иной степенью наивности, распространены во всех обществах бывшего со­ветского пространства, в которых есть хотя бы элементы плюральности, свобо­ды прессы и ротации элит. При этом почти сразу модерн стал ассоциироваться с Западом, а старое, постсоветское или даже советское — с бывшей метропо­лией, Россией. В то же время жесткая повестка обеспечения безопасности при­вела Армению к острой необходимости союза с Россией. В условиях членства Турции в НАТО и наличия энергоресурсов у Азербайджана такого рода поли­тика виделась безальтернативной.

Общественные же настроения продолжали рассматривать развитие через вестернизацию, заимствование институтов и практик у развитых демократий. Общество расценивало потребность в интеграции с Западом как путь к строи­тельству нужных институций внутри страны. Собственно говоря, это обычный постколониальный синдром, выросший и заполнивший своими парадигмами почти все дискурсивное пространство Армении, от социальных сетей до заявле­ний политиков. За два десятилетия после войны он разросся и восторжествовал до такой степени, что молодые армянские революционеры победили в «бархат­ной революции», исключительно пользуясь социальной риторикой. Проблема Карабаха лежала далеко на периферии их дискурсов. Молодежь вышла на ули­цы с требованием социальной справедливости, а затем общество проголосова­ло за молодых революционеров.

К тому времени почти за 30 лет независимости в Армении выросло поколе­ние, в отличие от отцов и дедов воспитанное не в модернизированной — пусть и в советском смысле — стране, не в наукоемкой, индустриальной — пусть и не­рыночной и неэффективной — экономике, а в архаизирующейся экономической и социальной реальности страны третьего мира, с соответствующей деградаци­ей образования и общественных дискурсов.

Возможно, именно неизбежная демодернизация привела к 30-летней не­способности Армении выйти из ментальной изоляции в постсоветском про­странстве. У нового поколения ментальная география построена уже не на со­ветской вертикальной матрице «центр — периферия», а на векторной модели «запад — восток», где запад — это в первую очередь Европа, а восток — это все то же постсоветское пространство, только без стран Балтии, которые как раз яв­ляют собой образец правильного движения по вектору.

В результате картина мира нового поколения зиждется на простой дихото­мии архаичного постсоветского и цивилизованного западного. В этой картине мира карабахская война 1991-1994 гг. воспринимается не как актуальное собы­тие, а как история. Актуальные же стремления нации и государства видятся как борьба за модернизацию, которую тормозит лишь логика старого советского мира. Конечно, карабахский конфликт был актуален и часто напоминал о себе обострениями, но вплоть до второй карабахской войны в Армении среди мо­лодежи популярными были дискурсы о том, что настоящим оружием являет­ся не железо, а демократия и права человека и что, добившись развития, можно добиться и урегулирования конфликта. Тем более что Азербайджан проиграл первую войну, а Восток и Запад не дадут ему развязать вторую (тут можно пред­положить, что модель «центр — периферия» подспудно тоже продолжает дей­ствовать, просто центров стало два).

При чтении армянских СМИ создается впечатление, что Армения на­ходится где-то в Атлантическом океане между Брюсселем. Вашингтоном и Петербургом. О событиях в Мосуле, Африке или Тавризе прочитать в прес­се практически невозможно. А если можно, то в переводах материалов запад­ных или российских СМИ. Может показаться, что от Армении до Брюсселя или даже Владивостока гораздо ближе, чем до Африка или Идлиба. Психологически так оно и есть, а между тем расстояние по прямой от Армении до северных рай­онов Сирии или Ирака меньше расстояния от Москвы до Петербурга. Армения ментально живет не в том регионе, в котором находится географически.

Партнерство между Азербайджаном и Турцией развивалось с 1990-х гг., а у частно Турции в сирийском конфликте явно показы вело специфику курса этой страны при Эрдогане и готовность ее на весьма самостоятельную и жесткую политику в сопредельном ей регионе. Пространство вокруг Армении все боль­ше и больше превращалось в пространство соперничества и нестабильности.

Тем временем армянские дискурсы и поныне строятся вокруг необходи­мости выбора между прозападным и пророссийским путями развития. Опять же, в этих спорах нет ничего оригинального, они бушуют на всем постсовет­ском пространстве. Просто реальная география Армении несколько другая, чем у стран Балтии или даже у Белоруссии. Она и напомнила о себе 27 сентября 2020 г.

Буря на Кавказе. Под редакцией Р. Н. Пухова, Москва, Центр анализа стратегий и технологий, 2021 г.