44-дневная вторая карабахская воина, разразившаяся осенью 2020 г., поворот­ный пункт не только для участвовавших в ней Армении и Азербайджана. Она изменила политический и военный баланс сил на Южном Кавказе, способство­вала дальнейшему возвышению Турции как региональной державы, обозна­чила действительные пределы влияния России в Закавказье и степень реаль­ной заинтересованности США и стран Евросоюза в этой части постсоветского пространства. Достижение Азербайджаном господства в воздухе с помощью беспилотников и барражирующих боеприпасов стало не только одним из глав­ных факторов, решивших исход войны, но и дальнейшим развитием военного искусства в вооруженных конфликтах такого масштаба.

В стратегическом отношении война в Нагорном Карабахе не была неожи­данной для внимательных наблюдателей. Еще несколько лет назад Центр ана­лиза стратегий и технологий выпустил книгу под названием «В ожидании бури: Южный Кавказ». Сейчас, год спустя после разразившейся в сентябре 2020 г. бури, исследователи ЦАСТ и приглашенные коллеги в новой коллективной работе под редакцией Руслана Пухова и безвременно ушедшего Константина Макиенко подводят итоги войны и размышляют о ее уже видимых и потенци­альных последствиях. С учетом того, как быстро и мощно возобновился армяно­-азербайджанский конфликт после 26-летней заморозки, нынешнее положение в Нагорном Карабахе нельзя считать устойчивым. А раз так, нужно не только учить уроки недавней войны, но и следить за заданной ею динамикой.

Прежде всего, придется исходить из того, что итоги вооруженного конфлик­та, шокировав побежденных и нанеся им глубокую рану, не полностью удов­летворили и победителей. Если возможностей для армянского реванша в обо­зримой перспективе не видится, то Азербайджан будет добиваться полного и окончательного восстановления контроля над всей территорией Нагорного Карабаха. В непростом положении оказалась и Россия, о чем подробно написа­ли в своей главе Пухов и Макиенко. Некоторые международные аналитики по­спешили назвать соглашение о прекращении огня и развертывании в Карабахе миротворческих сил России победой Москвы, войска которой теперь будут дислоцированы на международно-признанных территориях всех трех госу­дарств — Армении (база в Гюмри), Азербайджана (миротворцы в Нагорном Карабахе) и Грузии (контингенты, дислоцированные в пределах, признанных только Россией и еще несколькими государствами Абхазии и Южной Осетии).

Такой взгляд не только поверхностен, но и, по существу, неверен. Оставляя в стороне ситуацию с российскими базами в Армении, Абхазии и Южной Осетии, надо отметить условность российского миротворческого присутствия в Карабахе. Пятилетний мандат российских миротворцев здесь, то есть фак­тически временный статус еще остающейся в руках карабахских армян тер­ритории как протектората России, допускает его продление, но такое продле­ние, если оно произойдет, не будет легким, тем более автоматическим. Вместе со своей союзницей Анкарой Баку уже пытается оказывать давление на Москву в пользу полного возврата региона под азербайджанский контроль.

Таким образом, нынешний статус-кво в регионе изначально неустойчив. Прежняя российская ставка на долгосрочное поддержание баланса между со­юзной Арменией и партнерским Азербайджаном при сохранении за Москвой роли арбитра, контролирующего ситуацию в зоне конфликта, нереальна. Перемирие, установленное при посредничестве Москвы в 1994 г., продержа­лось больше четверти века, но в конце концов оно не предотвратило новую вой­ну. Пытаться вновь конструировать что-то аналогичное на обломках Нагорного Карабаха бессмысленно.

Пока что российское руководство сравнительно успешно маневрирует на тактическом уровне. Москва, удержав равновесие между противниками во вто­рой карабахской войне, сохранила Армению в статусе союзника, а Азербайджан в качестве партнера; признав реальность турецкого присутствия на Кавказе, от­части сохранила лицо как единственный посредник между Ереваном и Баку; обозначила готовность работать с любым руководством Армении, которое бу­дет лояльно интересам России. При этом Россия умело избегает обсуждения вопроса о статусе Нагорного Карабаха. Все эти маневры хороши, но они либо уже отыграны в ходе отгремевшей войны, либо сохраняют значение исключи­тельно с точки зрения выигрыша времени. В этой последней части нужно оза­ботиться тем, чтобы не упустить время.

В стратегическом отношении Москва обозначила курс на продвижение проектов экономического сотрудничества между враждующими сторонами, повышение внутренней связанности расколотого с момента распада СССР ре­гиона, развитие транспортных и других коммуникаций как по линии север — юг, так и по линии восток — запад. С рациональной точки зрения это правиль­ный подход, и его имеет смысл развивать, постоянно добиваясь конкретных частных результатов. В какой-то момент, аккумулировавшись, наработанный позитив может в принципе изменить динамику ситуации. На практике нечто подобное в свое время пытались применить для преодоления арабо-израиль­ского конфликта и построения «нового Ближнего Востока». Нет особых причин считать, что на Южном Кавказе, где сталкиваются интересы многих игроков, в том числе внерегиональных, и где существует ряд застарелых конфликтов, связанных с Грузией, результаты могут оказаться более впечатляющими.

Отсылка к Ближнему Востоку не случайна. С углубляющимся необрати­мым распадом постсоветского пространства как постимперской общности Закавказье, все дальше отходя от России, постепенно примыкает к Ближне­восточному региону, становясь в перспективе его частью. Об этом хорошо напи­сал известный ереванский политолог Александр Искандарян. Слабая степень участия США и Франции в усилиях по прекращению огня в Карабахе симпто­матична. Это не ситуативный дефицит внимания. Турция, Иран и Израиль, а не Америка с Европой все больше влияют на происходящее в Азербайджане и Армении и между ними. Это обстоятельство должно ориентировать россий­скую политику на поиск более адекватных подходов к закавказским соседям — в более широком ближневосточном, а не постсоветском или российско-запад­ном контексте.

Можно утверждать, что в сложившихся после второй карабахской войны ус­ловиях России необходимо новое целеполагание в Закавказском регионе в це­лом и в армяно-азербайджанском конфликте, в частности. Нужна и соответству­ющая стратегия защиты и продвижения своих национальных интересов.

Многолетние усилия России и других сопредседателей Минской группы ОБСЕ по Нагорному Карабаху приводят к однозначному выводу. Окончательное решение карабахского конфликта по-прежнему не может быть достигнуто ис­ключительно дипломатическим путем, на межправительственном уровне. Мирный путь требует реального движения широких групп элит и в целом об­ществ двух стран к примирению, что в обозримом будущем практически неве­роятно. Военный способ решения вопроса существует, но он предполагает пря­мое столкновение с российскими миротворцами. Это серьезное препятствие, но его вряд ли стоит считать абсолютно непреодолимым для стороны, кото­рая при внешней военной поддержке попытается решить вопрос в свою поль­зу. Ставки для России, таким образом, сейчас колоссально выросли по сравне­нию с первой и второй войнами в Карабахе. Российские войска уже стоят между азербайджанцами и армянами. Отстраниться у Москвы в таких условиях не получится, а выход из игры под давлением извне чреват для нее огромными репутационными потерями.

Стратегической целью России на армяно-азербайджанском направлении на ближайшие пять лет может стать, в связи с этим не достижение прочного мира в Карабахе на основе взаимоприемлемого мирного договора, что вряд ли осу­ществимо, а предотвращение третьей войны в регионе. Такая война имела бы для России гораздо более неблагоприятные последствия, чем конфликт 2020 г. Достижение этой цели возможно при сочетании уже обозначившейся линии на восстановление экономического взаимодействия между сторонами конфлик­та и развитие логистических связей по оси север — юг с активной политикой в отношении Армении, Азербайджана, а также Турции и Ирана. Целью может являться не только привлечение этих игроков к работе по восстановлению свя­занности Южного Кавказа, но главным образом недопущение давления с их стороны на Россию.

В рамках такого подхода необходимо переосмыслить и перезагрузить отно­шения России с Арменией. Целью политики России здесь может быть сохране­ние союзнических и партнерских отношений с Арменией, но на прагматичной основе интересов сторон. Москва уже продемонстрировала, что она не собира­ется вмешиваться во внутренние дела Еревана, этого принципа стоит держаться и впредь. Внешнеполитическая и экономическая ориентация Армении — дело самих армян, но, в связи с этим Москве необходимо дать ясно понять Еревану, что любое решение в этом направлении будет иметь конкретные последствия для отношений с Россией. Членство Армении в ЕАЭС должно быть выгодным обеим сторонам, а обязанности партнеров в сфере безопасности и обороны нужно не только четко прописать, но и ясно и публично проговорить.

Отношения с Азербайджаном, связи которого с Турцией приобретают принципиально более тесный характер, также требуют переоценки и коррек­тировки. Целью Москвы может стать сохранение дружественных партнерских отношений с Баку, экономических, культурных и научных связей, исключение превращения Азербайджана в сателлита Турции. Целесообразно, однако, пред­метно давать понять Баку, насколько ценными для него являются добрые от­ношения с Москвой. В нынешних условиях многовекторность внешней полити­ки Баку, его балансирование между Москвой и Анкарой — максимум, который возможен.

После второй карабахской войны российская стратегия обязана учитывать политическое и военное присутствие в Закавказье члена НАТО и амбициозной региональной державы Турции, сыгравшей ключевую роль в подготовке и про­ведении успешной наступательной операции вооруженных сил Азербайджана в Карабахе. Москва уже признала это присутствие, согласившись с участием турецких военных в работе совместного мониторингового центра в Агдаме. Вместе с тем дальнейшая военно-политическая экспансия Турции на Кавказе будет иметь негативные последствия для российской безопасности. Ее необхо­димо остановить, указывая, если потребуется, на уязвимость позиций Турции в других регионах.

Российско-турецкие отношения, сочетающие элементы как соперниче­ства, так и сотрудничества, становятся более конкурентными по мере расши­рения влияния и амбиций Анкары не только в странах, входивших в состав Османской империи, но и в тюркоязычных государствах Туркестана и Средней Азии, а также на российском Северном Кавказе, в Крыму, Абхазии и других регионах. Успешное турецкое вмешательство в карабахский конфликт ощу­тимо расширило основу этого влияния. Усилия Турции по формированию союза с Азербайджаном и Туркменией уже сейчас создают новую ситуацию на Каспии. Прямое столкновение с Турцией не в интересах России, но отступле­ние под ее напористостью неприемлемо. Турецкое направление заслуживает специальной стратегии, в которой партнерство и противоборство оказываются диалектически связаны.

Наконец, важные выводы должны быть сделаны на военном уровне. Вторая карабахская война, как убедительно пишут Даглас Барри, Леонид Нерсисян и Марк Казалет, стала наглядным примером того, как революция в военном деле проявляется на уровне локальных военных конфликтов. Для России рубе­жа 1990-х гг. Нагорный Карабах стал первым звеном в длинной цепочке воору­женных конфликтов на территории распадавшегося Советского Союза. Во все эти конфликты Россия была так или иначе вовлечена с самого начала. Москва поэтому не может не учитывать влияния итогов недавней кавказской войны на мышление и возможные действия руководства Украины в отношении Донбасса или Грузии в отношении Абхазии и Южной Осетии. В особом, географически изолированном положении находится и небольшой российский воинский кон­тингент в Приднестровье. Очевидно, что во всех этих регионах необходимы уточнение и коррекция не только политической, но и военной стратегии.

Буря на Кавказе. Под редакцией Р. Н. Пухова, Москва, Центр анализа стратегий и технологий, 2021 г.