Все семьдесят лет советской власти в Закавказье шли обмен населением и укрепление национального облика республик. Во многом процесс носил чисто демографический характер. Жители этнических сел приходили в города ради образования и новой жизни, а старые горожане отныне не титульной на­циональности переезжали в свои национальные столицы либо отправлялись в Москву и Ленинград. Так Тбилиси постепенно становился грузинским, Баку — более азербайджанским, а Ереван превратился в одну из самых национальных столиц СССР по архитектурному облику и культуре. Из захолустного Карабаха армяне уезжали за счастьем по миграционным цепочкам: успех односельчани­на притягивал многих других. Отсюда невероятные примеры сел, породивших десятки генералов и маршалов, ученых и директоров заводов. Сельские азер­байджанцы, сохранявшие высокую мусульманскую рождаемость при относи­тельно низком образовании, расселялись скорее горизонтально, делаясь пасту­хами, колхозниками и рабочими в постепенно пустевших селах, покидаемых их соседями-армянами. Оглядываясь назад, многие армяне вдруг осознавали с худшими подозрениями, что села их предков изменили национальный состав. Но по чести говоря, много ли выпускников вузов из хороших армянских семей Баку и Москвы переехали бы в карабахскую деревню?

В сталинский период массовые переселения проводились и органами гос­безопасности по своим, не всегда понятным соображениям. Мы вряд ли узна­ем даже с открытием секретных архивов, играло ли роль то, что этими опе­рациями руководили грузины Сталин, Берия и генерал НКВД/МГБ Михаил Гвишиани. После 1945 г. Сталин, судя по всему, собирался расширить советские границы в Закавказье. У Турции могли изъять черноморскую область Трабзона с передачей ее Грузии, исконно армянские земли по ту сторону Арарата засе­лить армянскими репатриантами из диаспоры со всего мира. Звучит неверо­ятно для сверхподозрительного Сталина, однако репатриация заграничных армян в самом деле началась, а азербайджанцев из Армении стали переселять в Нахичевань. Азербайджан при этом мог стать вдвое больше с воссоединени­ем его с этнически родственными иранскими провинциями вокруг Табриза. Вероятно, помешали упрямство старого империалиста Черчилля и американ­ская монополия тех лет на ядерное оружие.

Турция и шахский Иран вскоре стали антисоветскими и проамерикански­ми. Отношения Тегерана и Анкары с Москвой навсегда останутся натянуты­ми в силу истории и геополитики. Оба южных соседа хранят воспоминания как о своем имперском величии XVI в., так и о последующих потерях в войнах с Россией. Парадокс разве лишь в том, что исламская республика благосклон­на к христианской Армении, потому что Азербайджан для Ирана историче­ски и культурно свой, но при этом стал протурецким. Турция же давний враг шиитов.

Армяне и азербайджанцы отказываются замечать свою порой удивитель­ную похожесть. Впрочем, и это закономерно. Лидерами перестроечной ин­теллигенции в обеих республиках стали историки Левон Тер-Петросян и Абульфаз Эльчибей. Оба занимались средневековой поэзией своих народов. Оба занимали в науке средние должности, которые было не жалко терять ради мгновенной популярности на митингах. Первыми постсоветскими министра­ми обороны стали физики Вазген Манукян и Рагим Газиев. Последнего в на­чале 1990-х гг. отдали под суд за утрату Шуши. Сегодня трибунал грозит ряду армянских военачальников за утрату тех же мест.

Разница в том, что армянски­ми бойцами в первой карабахской войне двигала жажда отмщения за столетия гонений на свой народ, а также подражание подвигу советских отцов: взятие Шуши 9 мая 1992 г. армяне провозгласили Днем Победы. Тысячами доброволь­цев руководили сотни кадровых офицеров-армян бывшей Советской армии. В 2020 г. стороны поменялись местами, когда уже армян постигли политиче­ское и организационное бессилие руководства и коррупция командного соста­ва, несовместимая с доблестью. Азербайджанцами же двигали жажда реванша и турецкие командиры. Весной 1994 г. первая война закончилась фактическим присоединением Карабаха к Армении вместе с буферной зоной из семи прежде азербайджанских районов. Призывы с армянской стороны, что хотя бы курды могут оставаться, не имели воздействия. Запустели отвоеванные земли, на ос­воение которых у армян не было ни особо желающих, ни средств. Сомнительно, что требуемые громадные суммы и минимум полмиллиона переселенцев лег­ко найдутся теперь в Азербайджане. Прилегающие к Карабаху районы давно стали и могут надолго остаться военным полигоном.

Всякие аналогии лишь частички. В Армении режим перестроечных ин­теллигентов (быстро перерождавшихся, подобно их ельцинским собратьям в России) продлился дольше обычного благодаря победе в войне. И все-таки неминуемо в 1998 г. интеллигентов сместили силовики, вышедшие из кара­бахских командиров. Поскольку армянское воинство тех лет было в основном партизанским, то и новая элита Армении оказалась сродни «батькам» и уш­лым снабженцам, ставшим местными олигархами. Наверх в ходе кровавых инцидентов прошли Роберт Кочарян и Серж Саргсян — не только уроженцы Карабаха, но и, главное, бывшие комсомольские работники, более способные к кабинетному управлению, нежели столичные ученые или тем более дворо­вые «авторитеты».

Нефти в Армении нет, однако были цветные металлы и вывоз металлолома с умерших заводов и из зоны карабахских боев. Плюс пожертвования диаспо­ры и переводы родственников, с которых можно снимать прибыли через банки-обменники и монопольные торговые сети. Отсюда концентрация богатства над массой деклассированного населения еще недавно научно-индустриальной Армении. Такой ход дел вызывал отчуждение и отчаяние, толкающее уехать из страны. В ситуации хронически низкой легитимности и угрозы протестов из-за любой искры руководители Армении предпочли отодвинуть карабахскую про­блему на задний план. В их ненадежном положении избегание рисков выгляде­ло рационально — до поры.

Почти то же самое со стороны Азербайджана. В 1993 г. Гейдар Алиев вер­нулся как спаситель развалившейся страны, откуда было изгнано до 400 тыс. в массе своей квалифицированных армян. Следом уехали многие русские, ев­реи, этнические немцы. Опустевшие квартиры в Баку и Кировабаде (Гяндже) достались, скорее всего, не беженцам из Армении и Карабаха, а тем, у кого бы­ли собственные силовые ресурсы (т.е. криминалу) либо связи (патронат) в креп­нущем режиме алиевской реставрации. Как горько шутили старые бакинцы, «золотые руки ушли, золотые зубы пришли». Кстати, это тоже имело свои, пусть не такие катастрофичные, аналогии в постсоветской Армении, откуда выехало до трети населения, нередко наиболее квалифицированного.

Гейдар Алиев остановил войну в мае 1994 г., но не ранее чем дал погибнуть или опозориться собственным боевикам и полевым командирам. Наиболее ретивых затем пересажали за измену. Однако Азербайджан был опустошен, а цены на нефть, напомню, оставались тогда на нижней отметке. Престижные проекты, виллы в Дубае и Лондоне, экстравагантные закупки вооружений при­дут уже после смерти Алиева-отца в 2003 г. По трезвом размышлении шумиха вокруг каспийской нефти, газа и трубопроводов через Грузию была обязана не столько реальным прибылям, сколько совпадению интересов западных финан­совых игроков, самого Баку, а также вашингтонских политических операторов, делавших карьеры на выстраивании сложных схем одновременного обхода Ирана, России и арабских стран ОПЕК с привязкой Европы (и Израиля) к но­вым источникам энергии под опекой США.

Алиев-отец шумихе не поддавался и вел себя весьма осмотрительно (вот уж совсем не Саакашвили). Он консолидировал власть, постепенно вытес­няя в эмиграцию конкурентов и диссидентов либо перекупая их сочетанием компромата и выгодных должностей. Угроза «цветной революции» была снята в Азербайджане в первые же годы воцарения его сына благодаря унаследован­ным семейным связям и придворным советникам. Передача власти по наслед­ству есть опаснейший момент даже для легитимных монархий, тем более для режимов личной власти, да еще с нефтяными активами. Поглядите на Арабский Восток, постсоветский Азербайджан на этом фоне являет несомненный успех, выросший из советской биографии своего основателя. Внешнеполитическое балансирование Алиева-отца вызывает восхищение. Не привязка к России, Америке, Ирану или Турции, а равноудаленное партнерство; не открытая под­держка чеченских сепаратистов, а скрытый канал для перемещений, позволяв­ший их отслеживать. И ни мира, ни войны в отношениях с Арменией.

Именно в расчете Баку ключ к заморозке карабахского конфликта на дол­гие 26 лет. Заключение мира с победившей Арменией означало уступки, кото­рые предлагали все державы-посредники. Но кто из них вступился бы за режим Алиева, если бы площади Баку опять забурлили в гневе? Война несла еще боль­ше рисков. Новое поражение от армян спровоцировало бы бунт темной толпы и бегство царедворцев. Даже победа несла риск появления национальных геро­ев и победоносных военачальников, что недопустимо для режимов семейной власти. Заметим, как этого избегает сегодня Ильхам Алиев, чья пропаганда приписывает победу лично президенту, и почти ничего не сообщает о героиз­ме азербайджанских солдат и тем более генералов, которых продолжают чаще смещать, чем награждать.

Логически оставалась имитация деятельности: бесконечные раунды пе­реговоров. широкий подкуп иностранных дипломатов и экспертов ради улуч­шения имиджа, не менее бесконечные провокации на линии соприкосновения с армянскими войсками, которые превратились в мишени на своих статич­ных позициях. И конечно, пышные парады в Баку. Однако заряженное оружие непременно выстрелит.

Война 2020 г. оставила множество загадок. В Баку умеют молчать. В Ереване, напротив, во все стороны летят разоблачения, но как их отличить от шума само-оправдательной дезинформации?

Что означала четырехдневная вспышка апреля 2016 г.? Выпуск пара с азер­байджанской стороны, пробу новых сил или неудачную попытку преодолеть позиционный тупик? Крупнейшей жертвой в результате пал по-своему тишай­ший Серж Саргсян, на смену которому явился гиперактивный оппозиционер Никол Пашинян. Довел ли он Ильхама Алиева до крайности? Или же наступле­ние 27 сентября 2020 г. спровоцировали случившиеся несколькими месяцами ранее пограничные бои близ Тавуша (Товуза), неудачные для Баку? Выходит, Ильхам Алиев просто бросил ключи от машины старшему брату Эрдогану? Это может объяснить неожиданное упорство азербайджанского наступления, которое не закончилось, даже когда армянам, несмотря на чувствительные по­тери, удалось не допустить блицкрига и вынудить противника идти на существенный урон. Будь армянам куда отступать, Гадрут и Шуша могли стать тем же, чем стали Смоленск и Сталинград для вермахта. Можно вспомнить и две емкие фразы Сталина: «Просрали», сказанную в 1941 г., и «Доигрался» в ответ на донесение о самоубийстве Гитлера в 1945 г. Однако на карабахском фронте армяне недотянули до своих 1943 и 1945 гг. Навсегда ли?

Откуда вдруг такая воля к срыву дипломатических усилий Москвы: из осто­рожного Баку или из Анкары, делающей дерзкие ставки одновременно на всех игровых досках своего района мира? Почему же тогда были приняты предложе­ния Путина в момент, когда Карабах, казалось, превращался в котел для армян? Как Баку собирается теперь совмещать на своей территории четыре армии: свою собственную, турецких военспецов, российских миротворцев и остатки армянских формирований? Отдельный вопрос, что может предпринять Иран в ответ на присутствие в Азербайджане израильтян (в сравнении с чем сирийские джихадисты есть непонятный, но все же курьез).

Наконец, российский военный вертолет, сбитый над Арменией ракетой из нахичеванского эксклава Азербайджана за считаные часы до окончания во­енных действий. За что Алиев тут же извинился. Однако реальные оплошно­сти гораздо более принято отрицать, да и откуда бы такая ошибка при совре­менных средствах наведения? Может, кто-то под конец ударил в сердцах? Чем Москва убедила азербайджано-турецких партнеров остановиться на грани по­беды? Почему те приняли весьма двусмысленную концовку? Откуда на первый взгляд не вяжущийся с капитуляцией пункт о возобновлении транспортных со­общений в регионе? Москва настаивает, Ереван сомневается, Баку упрямится, замер в напряжении Тбилиси — и вдруг вроде приветствует Анкара. Здесь есть над чем поломать голову даже в Вашингтоне, Париже, Лондоне и Берлине, тем более в Тегеране, Тель-Авиве и столицах Центральной Азии.

Ответы на эти вопросы будут проясняться со временем из наблюдения за дальнейшими действиями отныне многих сторон карабахской коллизии. Понятно пока лишь то, что в Закавказье произошел предсказуемый и в то же время внезапный пожар, в котором сгорела часть постсоветской конструкции на отдельно взятом, но стратегически важном участке. Несомненно, нас вско­ре ждут неизменно внезапные новости о переменах во власти — возможно, в Москве или Баку, наверняка в Анкаре. Ждут их и внешние игроки, от Пекина до Вашингтона.

Наиболее предсказуемой здесь выглядит Армения, где любой режим будет зависеть от России и пытаться восстановить армию и эффективное госуправление. В этом армянская глобальная диаспора будет настолько пророссийской. насколько допустимо в политике их стран.

Несомненно, в целом то, что на пространствах Евразии возобновилась Большая игра, или Восточный вопрос. Карабахский конфликт был последней стадией этнических обменов населением в Закавказье на протяжении послед­него столетия. Отныне это уже новая стадия мирового противостояния.

(Июнь 2021 г.)

 

Буря на Кавказе. Под редакцией Р. Н. Пухова, Москва, Центр анализа стратегий и технологий, 2021 г.