Культура и наука древней Армении

Из-за отсутствия ранних письменных свидетельств мы не можем проследить за стадиями развития армянского языка на протяжении веков, протянувшихся между индоевропейским периодом и V веком нашей эры, когда был изобретен армянский алфавит. Некоторые ученые уверены, что пиктограммы, найденные на скалах долины Аракса, могут быть примитивной формой армянской письменности, но подобные утверждения остаются гипотетическими, поскольку пиктограммы так и не расшифрованы. Историк Мовсес Хоренский сообщает, что в Армении существовала языческая, храмовая литература. При этом он не уточнил, какой использовался шрифт, но в другом контексте упомянул об армянских светских трудах, написанных персидскими или греческими буквами. К сожалению, не существует никаких материальных свидетельств, чтобы подтвердить эти утверждения, древние надписи, которые до сих пор находили в Армении, были на греческом или арамейском языках, более поздние — на латыни.

К моменту появления письменности армянский язык был уже высокоразвитым, имел обширный и точный словарь и определенную грамматику. Некоторые модификации индоевропейской фонетики и грамматических форм, которые можно наблюдать, вызваны влиянием урартского языка, а также языков других групп, с которыми армяне контактировали после создания их нового дома. К примеру, хотя армянский язык сохранил почти все формы индоевропейского склонения, он утратил различия между родами. На протяжении веков иранского господства, и в особенности когда в Армении правила династия Аршакидов, имевшая парфянское происхождение, в армянский словарь попало много иранских слов. Для образования новых слов использовались иранские суффиксы, и даже некоторые обороты речи строились по образцу иранских. Но иранский язык не оказал влияния на грамматику.

Греческие и сирийские слова, куда менее многочисленные, чем парфянские, стали появляться в армянском словаре главным образом после установления христианства, хотя некоторое греческое влияние начало ощущаться еще при Селевкидах. Во время правления Тиграна Великого и его преемников многие аристократы говорили по-гречески. Кроме того, некоторые известные греки находили убежище в Тигранакерте. Так, Плутарх упоминает афинского оратора Амфикрата и Метродора из Скепсиса, «красноречивого и ученого человека, который был настолько близок царю, что мог бы считаться его отцом». В театрах Тигранакерты и Арташата ставились греческие пьесы. Свадьба парфянского царя с сестрой царя Артавазда (сына Тиграна Великого) сопровождалась пышными празднествами, с представлениями греческих драм.

Парфяне вовсе не были невеждами в части греческого языка, а Артавазд и вовсе слыл в нем экспертом и сам писал оратории, трагедии и истории, отчасти сохранившиеся. Еще одного просвещенного армянина той эпохи звали Тиран. Лукулл отвез его в Рим в качестве пленного, там он стал близким другом Цицерона, добился известности как оратор и грамматик и даже основал библиотеку. Греческая наука ценилась очень высоко и в следующих веках. В Афинах армяне были среди сподвижников-Григория Назианина и Василия из Цезареи. Одним из их учителей, которому Григорий позднее написал эпитафию, был армянин Проересий, которого Созомен назвал «самым замечательным софистом своего времени». По утверждению его ученика и биографа Евнапия, Проересий «пришел из той части Армении, которая примыкает к Персии». Юношей он отправился в Антиохию, а потом в Афины. Евнапий дает подробное описание успешной карьеры своего учителя в Афинах, повествует о его визите в Галлию по приглашению императора Константа, который позднее отправил Проересия в Рим, чтобы продемонстрировать его красноречие. Римляне, пишет Евнапий, «сделали и установили в его честь бронзовую статую в натуральную величину, которую снабдили надписью: «Рим, царица городов, царю красноречия». Либаний рассказывает, что в честь Проересия статуя была воздвигнута и в Афинах.

Сам же Либаний называл армян в числе своих студентов в Антиохии. В одном из писем он говорит, что немало его студентов могут быть найдены в городах Галатии и Армении. В книге о студентах Либания, основанной на переписке последнего, П. Пти привел имена двадцати армянских студентов, некоторые из них были христианами, как софист Проересий, другие — язычниками. Армяне составляли самый важный контингент студентов из восточных провинций империи. Армяне были и среди ученых коллег Либания, один из которых, Леонтий, отправлял своих учеников в Антиохию для дальнейших занятий с Либанием. Позже императором Юлианом Леонтий был назначен правителем Палестины, а потом Галатии. Ряд армянских студентов Либания также получили важные посты в византийском правительстве, для чего им очень пригодилось глубокое знание греческого языка. В IV веке возвысилась сирийская наука, приобретя такое же большое значение, как и греческая, особенно в восточных частях страны, и многие армяне отправились учиться в Эдессу и Нисибий.

До появления армянского алфавита было развито устное народное творчество. Сохранились фрагменты поэм, сбором которых занимался в первую очередь Мовсес Хоренский. Один из них относится к рождению бога Вахагна.

Небо и земля мучились в родах,

А с ними и темно-красное море.

И в море красный тростник мучился в родах,

Изо рта тростника шел дым,

Изо рта тростника шло пламя,

И в пламени возникло юное дитя,

Его волосы были огненными,

Огненной была его борода, а в его глазах сияли солнца.

Другие эпические поэмы прославляют деяния царей, таких как царь Арташес и его сын Артавазд. Пока Арташес строил город Арташат, в царство вторглись аланы. Арташес выступил против них, оттеснил их за Куру и взял в плен сына царя. Царь аланов стал искать мира, обещая в обмен на сына все, что Арташес пожелает. Арташес отказался, а тем временем дочь царя Сатеник вышла на берег реки и произнесла следующие слова:

Я обращаюсь к тебе, о храбрый Арташес, Победивший отважный народ аланов,

Приди, прислушайся к просьбе ясноглазой дочери аланов, Верни юношу.

Ведь это не в обычаях героев, ради мести,

Отнимать жизни сыновей других героев,

Или, сделав их пленниками и рабами,

Создать вечную вражду между двумя храбрыми народами.

Впечатленный мудрыми словами царевны и очарованный ее красотой, Арташес отправил посланника к царю аланов и попросил руки его дочери. Царь ответил:

— Пусть сможет храбрый Арташес Дать тысячи тысяч, десять тысяч и еще десять тысяч В обмен за эту деву, благородную дочь аланов. Храбрый Арташес вскочил на своего красивого черного жеребца

И, сняв красный кожаный шнур [украшенный] золотыми кольцами,

Словно быстрокрылый орел перелетел через реку. Он обвил красный шнур с золотыми кольцами Вокруг талии девы аланов,

Причинив много боли тонкому стану нежной девы, И унес ее в свой лагерь.

На свадебном пиру люди пели:

Когда Арташес стал женихом, пошел золотой дождь, Когда же Сатеник стала невестой, Хлынул дождь из драгоценных жемчужин.

Некоторые из этих песен передавались из уст в уста до XI века, потому что Григорий Магистр упоминал об отрывке, относящемся к смерти Арташеса, который слышал от крестьян. Именно посредством такой устной литературы, от которой сохранились только небольшие фрагменты, армянский язык развивался и достиг такой высокой ступени, что работы V века считаются золотым веком армянской литературы.

Письменная литература возникла только с появлением армянского алфавита, который современные ученые относят к 406 году нашей эры. После установления христианства в Армении литургию служили на греческом или сирийском языке — в зависимости от региона, а страницы из Библии устно переводились на армянский язык специально обученными священнослужителями. Но такое положение вещей не могло продолжаться долго. Существовали и другие обстоятельства, которые в начале V века сделали появление армянской письменности насущной необходимостью. Более интенсивной стала пропаганда маздаизма, против которой следовало принять самые решительные меры. Армянская литература, развивающаяся на основе армянской письменности, могла лучше служить потребностям церкви и когда речь шла о наставлении паствы, и в качестве барьера для маздаистской литературы.

Католикос Саак и царь Врамшапух, понимая сложность ситуации, поручили.разработку алфавита весьма просвещенному духовному лицу Месропу Маштоцу, хорошо владевшему греческим и сирийским. Ряд армянских букв уже были известны, они были изобретены сирийским епископом Даниилом (Даниелом), но только они были не слишкомхорошо приспособлены к языку и практически не использовались. Месропу предстояло начать работу с нуля. Он вместе с учениками совершил путешествие, имевшее целью собрать максимальное количество информации, в Амиду, Эдессу и Самосату. В Самосате он встретил каллиграфа Руфина, который помог ему придать буквам форму. Когда Месроп вернулся в Армению, он привез алфавит, состоящий из тридцати шести символов, уникальный фонетический инструмент, точно соответствующий всем вариациям звуков в армянском языке. Для двадцати двух из тридцати шести букв нового алфавита основой послужили греческие буквы, для остальных — сирийские, но в каждом случае производились соответствующие модификации, чтобы придать шрифту некоторую степень единства. После армянского алфавита Месроп создал грузинский и еще один — для кавказских албанцев.

Впереди ожидали великие задачи: перевести Библию, тексты литургии, основополагающие работы греческих и сирийских отцов церкви, а также обучить людей, способных выполнять подобные работы. Месроп отправил своих учеников совершенствоваться в сирийском и греческом языках в Эдессу, Цезарею и Константинополь, поручив им привезти лучшие манускрипты, и основал в Армении несколько школ. Первой стала школа в городе Вагаршапат — резиденции католикоса. Также школы были основаны в монастырских центрах восточной части Армении, которая все еще находилась под властью царя Врамшапуха. В западной части, где господствовала Византия и после смерти последнего царя не было армянского правителя, создание школ представляло собой более серьезную проблему, но после визита Месропа к императору Феодосию и патриарху Аттику, необходимое разрешение было получено.

В течение двух веков после появления алфавита было сделано много переводов с греческого и сирийского, относительно которых можно сделать два основных замечания. Во-первых, эти переводы в ряде случаев сохранили тексты греческих и сирийских церковных писателей, оригиналы которых утеряны, иначе говоря, внесли существенный вклад в общие знания о литературе раннего периода. Такие работы включают хронику Эвсебия, известнейшего церковного историка IV века, комментарии «О благословении Моисея», принадлежащие перу Ипполита, а также «Опровержение постановлений Халкидонского собора» александрийского патриарха Тимофея Элура. До 1957 года, когда были обнаружены части комментариев Эфраима «О Диатессароне» на языке оригинала — сирийском, эта важная работа была известна только в армянском переводе. Но даже после столь важной находки армянский перевод не утратил своего значения, поскольку сирийский текст неполон.

Второе замечание касается выбора текстов. Их широкий охват является признаком разнообразия интересов представителей армянских образованных классов. Помимо трудов греческих и сирийских святых отцов, переводились также светские произведения, такие как «Роман об Александре» Псевдо-Калисфена, «Грамматика» Дионисия Фракийца, трактаты Филона Александрийского, а также многочисленные философские работы, в особенности неоплатоников Порфирия, Диадоха, Протия, Олимпиодора Младшего и других. Аристотель оказал больше влияния на армянскую мысль, чем любой другой древний философ. Были переведены его труды «Категории», «Метафизика», «Аналитика», «Об истолковании» и ряд других работ. О повышенном интересе к Аристотелю можно судить по комментариям, написанным средневековыми армянскими авторами, а также по большому количеству копий его работ, сделанных на протяжении веков. Только в одной ереванской библиотеке — Матенадаране — хранится почти три сотни манускриптов работ Аристотеля.

Историография продолжала занимать ведущее место в литературе и в следующих веках. Некоторые исторические труды являются весьма важными, поскольку их авторы имели дело с более или менее современными событиями. Так, «История Ираклия», приписываемая историку Себеосу, описывает детали арабского нашествия на Персию, Армению и Византию вплоть до 661 года. Священнослужитель Хевонд дает такой же подробный рассказ арабского завоевания Армении в 661—788 годах. Аристак из Ластиверта был свидетелем завоеваний сельджуков, и его «История» является ценным источником информации, причем не только для Армении, но и для Византии. Аристак был одним из историков, работавших в X— XI веках. В то время в моду вошли так называемые всеобщие истории, которые начинались с рассказа о сотворении мира. Первые ее разделы явно не имеют никакой исторической ценности, даже те, что посвящены древней армянской истории, поскольку являются заимствованными у других, более ранних историков. Однако в ряде случаев они содержали информацию из утраченных трудов, например из «Истории» Шапуха Багратуни. Ценными частями являются те, которые относятся к правлению Багратидов, причем они приобретают дополнительную важность, если автор принимает активное участие в делах царства, как, например, католикос Иоанн V. Главы его «Истории», в которых он повествует, например, о своем посольстве при дворе эмира Юсуфа и своем пленении, дает нам информацию из первых рук.

Он также включил в свой труд переписку с константинопольским патриархом Николаем Мистиком. Это ценные документы, касающиеся армяно-византийских отношений. Стефан из Тарона, прозванный Асохик, довел свою историю до 1004 года. Он являлся довольно внимательным и аккуратным историком. Его хронология более точна, чем у других, к тому же он позаботился перечислить свои источники. Оба эти автора касались в первую очередь правления Багратидов. Их современник Фома Арцруни сконцентрировал свое внимание на правителях Васпуракана, к которым имел самое непосредственное отношение. Его герой — царь Гагик, и он с гордостью описывает дворец и церкви, возведенные этим правителем. Но Арцруни также собрал всю доступную информацию о ранней истории рода Арцруни и Васпуракана. Он поведал, как много мест ему пришлось посетить в поисках информации о нравах и обычаях обитателей горных районов. По своему общему тону «История» Арцруни сравнима с «Историей рода и провинции Сюник», написанной в конце XIII века епископом Стефаносом (Степаносом) Орбеляном, являвшимся также отпрыском правящего рода. Стефанос имел в своем распоряжении исторические документы, сохраненные в монастыре Татев, которые он часто цитировал дословно. Он также широко использовал эпиграфический материал, состоящий из многочисленных надписей в церквях и монастырях.

Из-за географического положения Армении ее история во многих отношениях является частью всеобщей истории Ближнего Востока, и информация, даваемая армянскими авторами, часто может быть отнесена к истории соседних народов. Наиболее значительным в этом отношении трудом является «История албанцев», написанная Мовсесом Дасхуранци, единственный уцелевший источник информации об этой кавказской нации. Вторая книга «Истории» Ухтанеса посвящена отделению грузинской церкви от армянской в VI веке. В ней Ухтанес подробно останавливается на происхождении грузин, их истории и этнологии различных племен. «История нации лучников» (то есть монголов) Григора Аканца, работы историков XIII века Вардана и Киракоса, а также Flor des Estoires de la Terre d 'Orient Гайтона (Хетума) содержат важную информацию об истории, обычаях и даже языке монголов. Также «Истории» Матфея Эдесского и Смбата проливают некоторый свет на историю сельджуков из Икония и Крестовые походы. Иными словами, вклад, внесенный средневековыми армянскими литераторами, выходит далеко за границы национальной истории.

Мирянин Фрик является исключением среди поэтов того времени. Он жил в период нашествия монголов на Великую Армению, и в его произведениях, написанных вульгарным, отнюдь не классическим языком, говорится о страданиях людей в жестоких войнах. Он яростно нападает на гнет и тиранию феодальных князей и высшего духовенства, выступает против всех форм социального неравенства. О его жизни известно очень мало, за исключением того, о чем можно догадаться из его произведений. Точно одно: он был выходцем из народа и выразителем его интересов. Другие миряне — барды, певцы, сказители — также сочиняли поэмы, многие из которых встречаются в самых разных манускриптах, и до сих пор не подвергались серьезному изучению. Их исследование и публикация дали бы более полное представление о средневековой Армении, чем произведения церковных писателей. Это можно видеть из сказаний, составляющих героический эпос о Давиде Сасунском (Давиде Сасунци), которые существовали в виде устного народного творчества до XIX века, когда были собраны, систематизированы и опубликованы в разных вариантах. Первые два цикла последовательно знакомят нас с поколениями героев исторической области Сасун. Последние два концентрируются вокруг юного Давида, героя, обладающего сказочной силой, убившего тирана Мсра Мелика и освободившего страну. Также в них говорится о его сыне Мхере. Действие национального эпоса происходит в гористой области Сасун, расположенной к юго-западу от озера Ван. Он содержит отдельные элементы, возвращающие нас к первым легендам, но части, имеющие историческую ценность, относятся ко времени арабского господства в Армении в VIII—IX веках. Существует много сходных моментов между эпосом о Давиде Сасунском и византийской поэмой о Дигенисе Акрите, хотя они ни в коей мере не связаны, просто появились примерно в один и тот же период и в одной области.

Из многих трактатов Анании один — по географии — представляется особенно важным, до сих пор его приписывали Мовсесу Хоренаци. Общее описание трех континентов — Европы, Азии и Африки, — основанное в значительной степени на «Географии» Птолемея и даже больше на трудах Паппуса из Александрии, в общем, не являлось светочем научной мысли. Однако очень подробное описание Армении и прилегающих областей — Грузии, кавказской Албании, Персии и Месопотамии — дает информацию, которой не было в более ранних трактатах. Для полноты картины у нас есть «Путеводитель» Анании, в котором указаны основные торговые пути с расстояниями между важными городами, и его трактат «О мерах и весах», включающий смешанную таблицу византийских и персидских весов.

Среди других армян, чьи имена связаны с точными науками, следует назвать Иоанна Дьякона (Иоанес Саркаваг), которого современники называли софистом или философом. Автор ряда работ по философии и математике, включая весьма ценный трактат о полигональных числах, он также провел реформу армянского календаря.

Жизнь Иоанна Дьякона и информация, полученная из переписки Григория Магистра, проливают свет на образование в средневековой Армении. В VII веке Анания ІПирикаци был, как мы уже отмечали, вынужден отправиться в Трапезунд, чтобы найти учителя. Во второй половине X века Иоанн Дьякон получил образование в монастыре Хахпат, где нашел не только грамотных учителей, но и превосходную библиотеку, содержащую большое количество древних научных и философских трудов. Завершив свое образование, он отправился в Ани и создал там школу, слава которой привлекла к ней учеников из самых отдаленных уголков Армении. К сожалению, об этой школе, ставшей первым учреждением высшего образования в Армении, связанным с монастырской системой, нам известно немного. Среди предметов, изучаемых в этой школе, упоминаются следующие: грамматика с обращением особого внимания на работы Дионисия Тракса, философия и работы Аристотеля, математика, хронология, риторика и, конечно, теология. Несколько раньше Григорий Магистр тоже обучал студентов, хотя не вполне ясно, существовала ли в Бжни школа или нет (последнее представляется более вероятным). Молодые люди под его руководством изучали манускрипты и, общаясь с этим широко образованным человеком, получали знания в самых разнообразных областях. В одном из писем он так определил курс обучения, который проходили его ученики: начинать следовало с изучения Священного Писания, затем переходить к мифологии и древним легендам. После этого можно было приступать к чтению отрывков из Платона, Гомера и других древних писателей и изучению арифметики, музыки, геометрии и астрономии. Освоив перечисленные предметы, следовало приступать к углубленному изучению грамматики, риторики и философии. Можно видеть, что этот план примерно соответствует средневековому квадривию и тривию, но мы не знаем, в какой степени он был исполнен и придерживались ли его, предположим, в школе, основанной Иоанном Дьяконом.