О восстановлении армянской государственности на территориях, переходящих к России от Персии

Созданием «Армянской области» и восстановлением в Карабахе армянской государственности под покровительством России занимались Екатерина II, князь Г. Потемкин, генерал А. Суворов и другие видные деятели России задолго до присоединения к России не только Еревана и Нахичевана, но и Карабаха. Присоединение к России Эриванского и Нахичеванского ханств в качестве армянских территорий было изначальной объявленной целью войны России с Персией.

Достаточно прочитать рескрипт Николая I о начале войны с Персией. В соответствии с объявленной целью войны сразу после присоединения к России в 1828 г. территорий Ереванского и Нахичеванского ханств они по указу Николая I от 21 марта 1828 г. были преобразованы в Армянскую область с центром в Эривани (Ереване). У императора российского появился новый титул «правителя области Армянской».

В указе императора Николая I Правительствующему сенату по поводу заключения Туркманчайского мирного договора с Персией указывалось: «Силой Трактата, с Персией заключенного, присоединенные к России от Персии Ханство Эриванское и Ханство Нахичеванское П О В Е Л Е В А Е М во всех делах именовать отныне Областью Армянскою и включить оную в Титул Наш».

О значении Туркманчайского трактата в отношении перехода под государственную власть России Эриванского и Нахичеванского ханств русский исследователь В. Потто писал: «Это было восстановлением и призывом к новой жизни древнего народа, пронесшего через века бедствий и гнета свою духовную самобытность... Восстановление прав армянского народа распространялось не на те только области, которые становились под защиту единоверного царства. Русский царь, приняв титул «правителя области Армянской», с тем вместе поднимал на свои царственные рамена великий подвиг защиты и тех армян, которые оставались еще во власти мусульманских государств. Европейские державы, уже в силу политического соревнования, присоединились к защите священных прав веры и свободы армянского народа, и с тех пор в договоры с Турцией постоянно включают направленные к тому обязательства». Утвержденный Николаем герб Армянской области, как и гербы самой Российской империи, отражает признание преемственности территориальных прав армянского народа и армянской государственности под властью императора России.

Приведем его описание по П. Винклеру: «1) На накладном щите, в середине главного, изображен на голубом поле сребристый снежный верх горы Арарат, в сребристых же облаках, на вершине горы стоит Ковчег, весь золотой. 2) В нижнем отделении общий герб принимает вид половинчатого разделенного щита; в одной части направо в красном поле видна древнейшая корона армянских царей. Сия корона, вся золотая, имеет звезду серебряную и осыпана жемчугом, повязка ее и подкладки голубые. 3) В другой части, налево в зеленом поле, изображена церковь Эчмиадзинская, вся серебряная, главы и кресты золотые и 4) в верхнем отделении герба, в золотом поле, представлен Российский орел, объемлющий и державший как накладный щит, так и оба нижние разделения щита». Получив разрешение на возвращение под власть России на предъявленных ему условиях, Мехти-Кули хан попросил «дать ему обширнейшие средства деньгами и владениями». Через командующего Отдельным Кавказским корпусом генерала И. Паскевича он обратился к императору с просьбой о «водворении его вновь в Карабах на правах владетельного Хана». В своем рапорте по этому поводу начальнику Главного штаба генералу И. Дибичу генерал И. Паскевич писал, что удовлетворение просьбы Мехти хана о водворении его вновь в Карабахе «несоответственно было бы нашей политике отдавать в частные руки Ханство, поступившее в непосредственное управление Правительства Российского…».

Комиссия по рассмотрению претензии разоренных войной жителей Карабаха констатировала различное отношение армян и татар к присоединению этого края к России. Отметив «изменнические» поступки татар как участников «неприятеля в народных бедствиях», комиссия констатировала: «Поведение и усердие армян вообще во время персидской войны не подвержено никакому сомнению. Разные оказанные ими услуги войскам нашим и претерпенное за то от персиян и бунтовщиков разорение заслуживают уважения и пособия за потери...». В секретной записке члена комиссии по обустройству Закавказского края коллежского советника Нефедьева отмечалось (не ранее 19 декабря 1837 г.), что «злоупотребления и беспорядки, обременяющие до крайности народ и вредящие правительству, имеют в Карабахской провинции» 3 главные причины: 1) система самовластного правления; 2) владычество ханов и беков, и «3) удручение жителей, кроме податей и налогов, тяжкими повинностями по раскладам коменданта, не подлежащим никакому контролю».

Автор записки, констатирует необъективное отношение российских властей, их попустительство практике ограбления армянского населения татарскими ханами и беками. Отмечает, что «жители Карабаха и особенно Шуши изумляются успехам беков, быстро приобретающих имения и превращающихся в помещиков, несмотря на то, что все они в последнюю войну при первом появлении персиян ознаменовали себя изменою и что многих из них братья и родственники доныне служат персидскому шаху. Жители Шуши указывают доселе на некоторых беков, которые, желая оказать Аббас-Мирзе преданность свою, пробовали сабли свои на головах русских пленных, и которые теперь, осыпанные милостями и обогащенные, угнетают народ, до первого случая измены. Между тем обыватели Шуши, армяне, с глубоким унынием произносят, что преданность их русскому правительству оставлена без внимания, потому что о сем не было доведено до сведения монарха.

И действительно, известно, что жители Шуши, осажденной в 1826 г. огромными полчищами персиян, с величайшим самоотвержением выдержали 50-дневную блокаду. Они, поддерживая ничтожный гарнизон, состоявший из одного баталиона, употребили весь свой скот и хлеб на его продовольствие, и сами лично день и ночь разделяли труды и опасности на крепостных стенах. Жены и дети их приносили им туда пищу и в домах своих приготовляли для защитников оружие, пули и т. п. Ни угрозы врагов, ни хитрые обещания не поколебали твердой, героической преданности шушинцев, и за всем тем они остались без всякого вознаграждения, даже без милостивого слова царя, которое, конечно, было бы для них всего дороже, и, свидетельствуя доблесть отцов, одушевляло бы в детях чувства подражания. Обстоятельство это довольно важно, ибо по всем вышеизложенным доводам, на будущее время, если бы встретились подобные обстоятельства, едва ли можно ожидать от бедных жителей столь же пламенного усердия, которое раз, в случае столь критическом, нисколько не оценено, и которое хитрые беки обращают в иронию».

Уездный начальник Джеванширского уезда Д. Барановский в докладе министру внутренних дел России фон Плеве 23 ноября 1903 г. сообщает о причинах разбоев, грабежей и других беспорядков в Карабахе и в целом в Закавказье: «Разбои, грабежи и другие беспорядки на Кавказе в последние годы достигли того предела, за который уже и идти некуда. Причина этого печального явления кроется, главным образом, в неправильном понимании задач внутренней политики края, которая в последнее время велась путем диаметрально противоположным, чем это следовало». По мнению автора доклада, политика должна заключаться в «принятии самых крутых и решительных мер против адербейджанских татар, ингушей и других хищников, с целью воспрепятствовать им производить грабежи, разбои, кражу скота и сопротивление властям».

Он предлагал усилить власть полиции по отношению к населению всех закавказских губерний вообще, «а к полудикому татарскому населению в особенности, дав право наказывать собственною властью всех воров, грабителей, разбойников, укрывателей последних». Необходимость принятия таких мер в записке обосновывалось следующими соображениями: «едва ли кто-нибудь станет утверждать, что гуманными мерами можно отучить быть хищным волка, шакала или гиену, между тем, кроме облика человеческого и дара слова, азербейджанские татары, населяющие Елисаветпольскую, Бакинскую, Эриванскую, Тифлисскую губернии, а частью и Дагестан, ровно ничем не отличаются от этих зверей. Те же отрицательные черты характера: хищничество, вероломство, злость, мстительность, жадность, наглость, дерзость, праздность и пр.; об этом в ярких красках свидетельствует уголовная хроника Кавказа; единственной положительной чертой их является чуткость к неподкупности и справедливости над собою со стороны правительственной власти и вообще лиц, имеющих над ними какие-либо права. Это последнее качество, между прочим, относится только к простому народу; привилегированный же класс — так называемые беки — лишены и этого чувства. Можно сказать с уверенностью, что нет ни одного татарина, который бы не носил в себе задатков разбойника, и если он в данную минуту не находится официально в числе таковых, то либо он еще в них не попался, либо ему не представилось еще удобного случая участвовать в разбое».

Д. Барановский особо подчеркивает грабительскую сущность новообразовавшейся тюркской «знати»: «Кроме этих обыденных проявлений хищничества татар, в Закавказье имеют место еще и профессиональные грабежи и разбои, при чем главными инициаторами и руководителями являются беки; ими создаются планы разбоев, поражающие иногда грандиозностью замыслов и способов исполнения их, причем самое исполнение возлагается беками на своих нукеров [слуг] и лиц, находящихся в имущественной от них зависимости, бывших их крестьян и пр., которых они снабжают оружием, лошадьми и даже одеждой. В случае обнаружения преступления они же являются их покровителями перед властью, устанавливают их alibi, берут их на поруки, а перед вызовом свидетелей к следователю или для разбора дела в суд, подкупают свидетелей, и это им легко дается, так как известно, что за два или три рубля можно достать десятки свидетелей татар по какому угодно делу, которые являются лжесвидетелями каких угодно событий, в качестве якобы очевидцев, и свободно принимают присягу, которую они считают ни во что, при той обстановке, которая практикуется у нас на суде. За это беки получают, конечно, львиную долю добычи. Все выдающиеся разбои в Закавказье... есть дело рук беков Шушинского и Джеванширского уездов Елисаветпольской губ., что уже доказано неопровержимыми данными на суде, и тысячи других дел, частью прекращенных за не обнаружением виновных, а частью, хотя и доходивших до разбора судом, но в большинстве случаев окончившихся оправданием безусловно виновных лиц вследствие извращения дел подкупными свидетелями. Татарин нисколько не боится не только тюрьмы, но даже ссылки в каторжную работу или на поселение, так как, отсидев в тюрьме установленный срок и возвратившись в свою среду, он уже пользуется известным почетом и уважением, как у нас приблизительно лицо, окончившее высшее учебное заведение. Присужденный же к ссылке в каторгу совершенно уверен в том, что он в самом непродолжительном времени убежит оттуда, и он не ошибается, потому что действительно, при своем природном уме, хитрости и умении льстить, татарину легко обойти простодушных русских людей, которые будут его караулить, сменяясь на каждом переходе длинного пути до каторги». Автор записки констатирует, что «присоединенные к России персидские провинции на Кавказе в течение почти столетия чересчур мало подвинулись по пути цивилизации».

«Нагорный Карабах в международном праве и мировой политике». Комментарии к документам. Том II / Д. ю. н., проф. Ю.Г. Барсегов, Москва, 2009