Возникает также вопрос выяснения причин возникновения Армянского вопроса в 1877–1878 гг. Асадов находит его спекулятивной проблемой, созданной самодержавием против Османской Турции, ставшее предметом рассмотрения Сент-Джеймского кабинета и Петербургского двора: “Для армян, живущих под началом Османского (Оттоманского) правопорядка, не было “армянского вопроса”, ибо их жизнь протекала тихо и в спокойствии. Этот вопрос был выдвинут в политических целях Россией, чтобы использовать его против Турции. Впоследствии с теми же целями этот вопрос, видимо, вначале был выдвинут как политическое положение, отражающее противоположные интересы двух великих держав - Англии и России с Османской (Оттоманской) империей. Это был их вопрос, вопрос этих держав.
Однако не было возможности, чтобы эти державы, то есть Англия и Россия, использовали эту проблему, т. е. “армянский вопрос”. Замысловато этот тезис высказывает Халил Атаев: “6 веков армяне жили под покровительством Османской империи и “терпели гнет от турков”, а именно:
- с разрешения тех же “нехороших” турок имели свой патриархат, церкви в Турции, Сирии, Греции, Ливане, Палестине;
- армянский патриарх считался личным другом Османского султана и находился под его протекцией во все времена существования Османской Турции;
- армяне имели свои школы, а позже специальные лицеи по всей Османской империи, в которых открыто учили детей, что “турок твой враг”, и никто не подвергал их за это репрессиям и гонениям;
- армяне организовывали в Турции различные организации, открыто и без страха поддерживали террористическую партию “Дашнакцутюн”, и опять их никто не трогал;
- армяне Турции издавали свои газеты и книги, в которых открыто вели пропаганду против Османского правительства… многое другое, в общем - “ужасный гнет”.
Этот подход вписывается в концепцию рассмотрения Османской Турции “эталоном политэтнического государства”, охватывающего три континента - Азию, Афику и Европу: “Десятки народов, входивших в состав державы, являлись носителями различных религиозных вероучений, культур. В течение нескольких веков немусульманские народы жили бок о бок с мусульманами под покровительством падишахов, с начала ХYI принявших также титул халифов”. Обращается внимание, что в 1461 г. султан Мухаммед II Фатих создал в Константинополе армянский патриархат, который возглавил армянскую общину - “эрмени миллети”. За время векового сожительства армяне стали называться “миллети садыка” - “дружественный народ”.
Решение о создании Константинопольского патриархата, на восьмой год после занятия столицы Византии, имело связь с нахождением духовного центра армян Эчмиадзина во владениях Персии. Создание патриархата, глава которой обладал светской и религиозной властью, предоставляло султану возможность контролировать армянское население Турецкого султаната. На территории Киликии находился католикосат Великого Дома Киликии, который являлся поместным. Политическое значение имело и использование понятия “миллети садыка”.
При Мухаммеде II были созданы и другие этноконфессиональные общины - греко-православная, иудейская. Из них греки создали независимую Грецию в 1830 г., что являлось проявлением реализации национальных чаяний любого этноса. Такие же мечтания имел армянский народ Османской Турции. Между тем положение о благоденствии армян в Турецкой империи отражает тезис турецкого историка К. Гюрюна: “Армяне в Османской империи жили мирно и не имели оснований для жалоб“.
Вплоть до окончания Крымской войны Армянский вопрос не являлся предметом внимания великих держав: “Развивавшиеся в то время процессы и сопровождавшие их события свидетельствуют о том, что ни Россия, ни какая бы то ни было другая держава не проявляли ни малейшего интереса к армянской общине в Турции. Усилия России были направлены на то, чтобы стать признанной покровительницей греко-православной церкви в Турции и через это получить право на вмешательство во внутренние дела Османской империи; Франция по тем же соображениям выступала в роли защитницы турецких католиков”.
После Крымской войны воздействие западных держав обусловило послабления в политике султанского режима.В 1857 г. группа армянской интеллигенции -“лусаворялов”, а именно: Н. Русинян, Г. Оттян, Н. Палян, С. Виченян и другие члены учебного совета Национального собрания, приступили к разработке “Положения” по управлению национальной жизнью турецкоподданных армян. По предложению Наапета Русиняна документ был назван конституцией “Сахаманадрутюн”, хотя в турецком оригинале сохранил название “Положение”. В 1857–1858 гг. христиане получили право учиться в высших турецких учебных заведениях. В 1860 г. Армянский статут был представлен на утверждение и вызвал столкновения между консервативными и демократическими силами, получившими название “мтагнац” и “лусаворялы”. Акт был подписан султаном Абдул Азизом лишь 17 марта 1863 г. Между тем окончание северокавказской войны в Российской державе в 1859 - 1864 гг. обусловило переселение горских народов-мусульман, известных обобщенно как черкесы. По данным Кемаля Карпата, с 1859 по 1879 гг. 1,5 млн. горцев поселились в Турции и стали захватывать земли армян, став головной болью для западноармянства.
Однако представления Гюрюна имеют более сложный характер и являются производными от труда известного армянского деятеля М. Дадияна. Волнения в армянской общине Турции он связывает с принятием “Устава армянского народа” (“Сахманадрутюна” - “Конституции”) 18 марта 1863 г., когда Высокая Порта осуществила секуляризацию. С этого времени представителем турецких армян перед правительством становился не Константинопольский патриархат, а Национальное собрание. В нем из 140 представителей 20 являлись уполномоченными духовенства, 80 - выдвигались константинопольской общиной, а 40 - олицетворяли провинции. Следовательно, в принятии решения доминировали светские элементы, когда председатель Национального собрания Константинопольский патриарх становился лишь простым “духовным лидером”. По мнению турецкого историка, этим попирались интересы западноармянского духовенства: “В таких обстоятельствах церковь была просто обязана принять меры к тому, чтобы сохранить себя, восстановить утраченный авторитет и вернуть утерянные привилегии”.
Лейтмотивом “Национальной конституции” являлось положение о единстве личности и нации: “Любая личность имеет обязанности по отношению к Нации. Нация в свою очередь имеет обязанности в отношении личности. Каждая личность имеет права по отношению к Нации, а Нация - по отношению к личности. Следовательно, Нация и её члены так взаимосвязаны, что обязанности одного - это права другого”.
Создавалось Центральное управление, состоящее из Гражданского и Духовного собраний. Первое занималось гражданскими вопросами в учебном, хозяйственном, судебном и монастырском советах, а второе - духовными делами и делами священнослужителей, вопросами сохранения в незыблимости армянского вероисповедания и традиций армянской церкви, контроля над деятельностью национальных учебных заведений. При наличии нерешенных проблем Духовное собрание обязывалось созывать Церковный собор. Константинопольский патриарх являлся председателем всех национальных собраний. Он воплощал исполнительную власть, предоставлял решения Смешанного собрания на утверждение Высокой Порты.
Обращает на себя внимание официальное признание выборности армянских патриархов Константинополя и Иеру-салима, а также епископов. Все они должны были являться гражданами Османской Турции. Султанский режим сумел создать духовно-политический самостоятельный центр для подданных армян, чтобы резко уменьшить воздействие Эчмиадзина. Представители Эчмиадзина, будучи российскими подданными, не могли стать патриархами Константинополя и Иерусалима, хотя теоретически имели право возглавить престолы Сиса и Ахтамара, восполнять собственными кадрами состав епархиальных. При этом за представителями западноармянства сохранялась возможность занятия Эчмиадзинского престола, получения св. мерона, рукоположения епископов в Эчмиадзине, принятия пастырских увещеваний и участия в общенациональном церковном соборе.
Среди армян Османской Турции возникла определенная эйфория от достигнутого автономного управления духовными и гражданскими делами в лице Национального управления, хотя на деле представителем армянских интересов стала лишь зажиточная и развитая армянская община Константинополя. Видный деятель Дадиян-эфенди пропагандировал взгляд о наступлении времени прогрессивного развития для армян: “Будучи друзьями прогресса, они дошли до того, что первые с разрешения Высокой Порты получили конституцию, в которой почти каждая страница пронизана равенством и по которой их духовные и гражданские главы избираются путем всеобщего голосования”.
В петербургских кругах были озабочены осложнением Армянского вопроса. Министерство иностранных дел было вынуждено констатировать: “Значение Эчмиадзина сильно пошатнулось, и центр тяжести в армянских делах перешел в Константинополь, в руки враждебных нам западных держав”. Национальное собрание проявило стремление к возрождению национальной государственности. Веяния “Молодой Армении” затронули и закавказских армян. Внутри державы руководство Кавказа подумывало об ограничении прав верховного католикоса Матеоса Чухаджяна, который выступил против ограничения прав главы армянской церкви “Положением” 1836 г. Его неожиданная кончина обусловила в 1865 г. межведомственное обсуждение Эчмиадзинского вопроса и проблемы “Молодой Армении”.
Актуальность последней продемонстрировали сентябрьские выборы 1866 г., где голоса западноармянства представлял константинопольский депутат епископ Нерсес Варжапетян. Он являлся членом константинопольской комиссии, наметившей восстановление в полном объеме прерогатив главы армянской церкви. Намечалось избрание трех кандидатов Национальным собранием на замещение Эчмиадзинского престола, а голоса 65 западноармянских выборщиков подлежали отдаче первому кандидату. Этим нарушался принцип свободного выбора верховного католикоса всеми армянскими общинами разных стран.
На выборах в Эчмиадзине победил представитель западноармянского духовенства бывший константинопольский патриарх Геворг Керестеджян. В их ходе фурор произвел епископ Нерсес Варжапетян, надевший высший турецкий орден “Меджиде”, призванный продемонстрировать более высокий статус свобод константинопольской общины и западноармянского духовенства перед русскими армянами. В этих условиях руководство Кавказа посчитало важным приостановить формирование идей “Молодой Армении”.
Между тем Гюрюн делает противоположный вывод из представленного процесса, а именно - революционность западноармянского духовенства как следствие недовольства ролью Национального собрания. Инициатором этого процесса указывается иерарх Хримян Айрик, избранный Константинопольским патриархом в 1869 г. Представляется обструкция западноармянского духовенства благим намерениям султанского режима: “Несмотря на благополучное положение армян в Османской империи, армянская церковь, воспользовавшись общим кризисом власти, усилила в 1870 г. жалобы на бедственное состояние армян. Отцы церкви понимали, что если империя, приступившая к осуществлению реформ, сможет выправить положение, то армянской общине уже не на что будет ссылаться”.
Речь фактически идет об упадке туркофильских настроений из-за ухудшения условий развития. Ситуацию не смог выправить и созданный в 1869 г. Государственный совет - совещательный орган из 28 мусульман и 13 христиан. При его открытии султан Абдул Азиз I заявил о конфессиональном равенстве всех подданных, стремлении отстаивать их права и считать “обоснованными нынешние их жизненные потребности”.
Воодушевленный позицией халифа правоверных, 27 ноября 1870 г. константинопольский патриарх Мкртич Хримян вынес на обсуждение Национального собрания вопрос о рассмотрении накопившихся жалоб и докладов по положению западноармянских масс, завершившийся созданием специальной комиссии “для исследования причин порабощения армянского населения в провинциях и изыскания мер к предотвращению”.
Под председательством епископа Нерсеса Варжапетяна комиссия из 9 членов 8 октября 1871 г. представила доклад об угнетенном положении армянского населения Османской Турции с предложениями по обеспечению жизни и достоинства армян. Переработанный вариант доклада поступил в канцелярию великого визиря Садр Азаму. В 1876 г. Национальное собрание направило расширенный доклад султану Махмуду Y и турецкому правительству. Факты “бесчинства и злоупотреблений” остались без ответа. Реформы не были осуществлены.
До этого, однако, Хримян был удален с церковно-политического руководства за стремление якобы к усилению влияния духовенства. Гюрюн отмечает: “Хримян вынес на обсуждение Национального собрания также вопрос о пересмотре Армянского устава, предложив расширить права патриаршества, сократить число представителей в собрании со 140 до 50 и избирать светских депутатов поровну из Стамбула и провинций. Однако действия Хримяна встретили противодействие светских политиков. Депутаты от Стамбула и провинций объединились и выступили сообща”. Более того, представляется понимание сущности этого процесса со стороны русской дипломатии.
Преемником стал иерарх Нерсес Варжапетян, разделявший воззрения Мкртича Хримяна и подход к Армянскому вопросу в Османской Турции. По этому вопросу турецкий историк отмечает: “После объявления манифеста 1876 г. ожидался созыв конституционного собрания, в работе которого должны были принять участие и армянские депутаты. Тем самым армяне лишались каких бы то ни было оснований для выражения недовольства. Условия диктовали необходимость принятия незамедлительных мер, и поэтому постоянно выдвигались требования, которые и без того вскоре должны были найти свое удовлетворение”. Представляется также понимание сущности этого процесса, а именно, отсутствие реформ со стороны русской дипломатии: “Понимали это и русские”.
Тезис о благих условиях жизни армян Османской Турции поддерживает Мехмет Перинчек: “В вопросе об условиях жизни армян в Османской империи документы из царских архивов решительно опровергают утверждения радикально настроенных армянских историков-националистов. Согласно этим документам, армянское население Турции вплоть до вмешательства империалистических государств, в особенности до Берлинской конференции 1878 г., жило в хороших условиях. В частности, Османское государство защищало армян и оказывало им поддержку. Переписка официальных лиц царской России показывает, что условия жизни армян в Османской империи были намного лучше условий проживания армян в России. Поэтому армяне, покидая пределы царской России, селились на территориях Османской империи”. Точно так же К. Имранлы утверждает о “зажиточной” жизни турецких армян.
Положение западноармянства, большинство которого составляли крестьянские массы, ухудшилось после заключения Адрианопольского мира 1829 г. Выселение 83 тыс. армян и 7 греков в российские пределы сопровождалось изменением демографического облика Западной Армении, поскольку покинутые места заселяли курды и турки, а также возрастанием национального гнета. Утяжелился фискальный гнет. Из десятка налогов и повинностей наиболее тяжелыми являлись: джизие -подушная подать, харадж - земельный налог, ашар - 1/10 урожая. С армян намного больше взыскивалось поступлений, чем с мусульманских подданных. Армяне, как “гяуры” (неверные), не имели права выступать в суде против мусульман, участвовать в исполнении воинской повинности и носить оружие. Гюльханейским хатт-и шерифом (хартия Гюль-хане) Мустафы Решид-паши 1839 г.
были провозглашены социально-экономические реформы в разных сферах, призванные улучшить жизнь также и христианских подданных в сфере образования, воинской повинности и уплаты налогов, которые остались несостоятельными.
Не получила решения связка “реформа - инновация”, связанная с однократным улучшением жизни и развитием возможностей для армянских масс в Османской Турции. Власти сублимировали перемены, а инерционность развития вела не только к закостенелости общественных отношений, но и к ухудшению положения западноармянства.
В этом контексте интерес представляет записка “О Турецких армянах” драгомана константинопольской русской миссии М. А. Гамазова от 27 декабря 1852 г. Если армяне-католики и армяне-протестанты имели льготы за счет покровительства Франции и Англии, то армяне апостольские был стеснены фискальным гнетом, происходило массовое разорение земледельческого и ремесленного населения, спад переживало влияние богатых армянских верхов - амира и сафаров. Сетования имелись на отсутствие поддержки паствы со стороны Эчмиадзинского престола. Дамокловым мечом признавалось доминирующее положение мусульманского населения, которое в лице христианского населения видело лишь источник обогащения.
В январе 1853 г. иерусалимский векил Вардан и секретарь Константинополького патриарха Акоп Крджикян от имени патриарха запросили у императорской миссии покровительства со стороны российских консулов в Анатолии “нуждам армянской нации”, прежде всего мушским и ванским армянам. Адаптационный механизм после провозглашения реформы хатт-и хумаюна 1856 г.(хартия Хатти хумаюн) внес некоторые перемены, особенно с принятием “Сахманадрутюна”, номинальным поводом принятия которого стало восстание армян Зейтуна в 1862–1863 гг.
Необходимость перемен не давилась сверху и не получала поддержку на среднем уровне управления. Хатти хумаюн был передан для воплощения провинциальной администрации спустя несколько месяцев и встретил противодействие. Наглядным примером является деятельность паши Эрзерума Ведхи-паши.Современник отмечает: “Его превосходительство немедленно вызвал к себе двух турок, членов меджлиса, которые пользовались его наибольшим доверием. На этом тайном совещании было решено, что документ, компрометирующий достоинство Османского правительства, не может быть предан огласке. Затем он вызвал двух христиан - членов меджлиса: армяно-грегорианского и армяно-католического архиепископов, дал им прочесть указ султана и передал каждому по копии со словами, что им надлежит ознакомить с этим августейшим документом своих единоверцев. В этом случае, добавил паша, он не будет отвечать ни за их собственную жизнь, ни за жизнь тех, кто составляет их паству.
Конечно, оба прелата, дрожа от страха, низко поклонились в молчании и отправились к себе, чтобы спрятать опасный документ; само собой разумеется, они ничего не сказали о нем христианам. Однако благодаря либеральным принципам и благородной деятельности английского консула г-на Бранта несколько копий указа, снятых в его канцелярии, дошли до населения. Это была частная инициатива, и она произвела незначительное впечатление на христиан. Видя, что она не поддержана законной властью, они подумали, что стали жертвой новых иллюзий”. Харадж был отменен, а христиане получили право давать показание в судах. Харадж был заменен более тяжелой повинностью при уклонении от воинской повинности. Если харадж определялся в размере “скромной суммы” в 30–40 пиастров с человека, то новый налог составил 300–400 пиастров. Однако прошения христиан о службе в армии отвергались, и они оставались париями”.
Следствием этого паритет отношений оставался прежний: “В результате робкое соглашение, которое было достигнуто и начало проявляться в Эрзеруме между мусульманами и райями, вновь сменилось старой враждой. С этого времени как кади, так и меджлис старались уклоняться от всего, что могло бы оправдать надежды христиан. И всякий раз, когда христианам следовало давать показания в суде, они уверены были, что им не удастся этого сделать”.
Даже после Хатти Хумаюна провинциальная жизнь определялась продажей должности паши (губернаторов) эйлятов (пашалыков), имевших широкий диапазон управленческих возможностей, продававшие, в свою очередь, должности руководителей провинций (санджак) и уездов (каза). Оплата труда Эрзерумского паши, осуществляемая с “щедростью, не известной в Европе”, составляла 4 млн.
пиастров (ок. 800 тыс. франков). Она формировалась из поступлений от 61 мюдира (глав уездов и округов), которые, в свою очередь, официально получали лишь 30 тыс. франков. Неофициальные расходы в пользу паши от каждого мюдира современники оценивали в 60 тыс. пистров, а жалованье составляло 30 тыс. франков. Это диктовало иерархию подарков вышестоящему руководителю, которые было необходимо возместить и отложить сумму на накопление. Все это обуславливало беспредел турецкой администрации в отношении подданных и, прежде всего, со стороны христианского населения.
В административной сфере начала 60-х годов ХIХ в. эйляты были переименованы в вилайеты, но ситуация хищнической эксплуатации населения мало изменилась. Разные описания фиксируют малосостоятельность армян Эрзерумского вилайета, которые составлялибольшинство сельского населения: “Сельские армяне…обладают всеми достоинствами и недостатками народа, находящегося почти в первобытном состоянии. Их патриархальное семейное устройство…и ограниченность потребностей сделали их нравственными и простодушно честными; но бесправность перед соседами-мусульманами и гнёт административных лиц отразился в скрытности, притворной покорности и аполитичности. Они обременены налогами и поэтому, при всем трудолюбии, бедны”. Для городских армян г. Эрзерума характерной чертой сочтена тенденция к обеспечению зажиточного уровня жизни.
Реформы “танзимата” (упорядочение) внесли перемены, которые затронули лишь положение зажиточных кругов армян константинопольской общины. Функционирование Национального собрания в Константинополе позволило получить структуру для прояснения положения западноармянства. С сентября 1871 по февраль 1872 гг. там обсуждалась “Справка” комиссии по изучению положения армянского населения в вилайетах, что потребовало изучить материалы жалоб западноармянства за более чем 20 лет. Итогом стал уже вышесказанный доклад Национального собрания об угнетенном положении армянского населения Османской Турции с предложениями по обеспечению жизни и достоинства армян, представленный Высокой Порте в 1876 г.
Это положение показывают также такриры (памятные записки) Константинопольского патриархата Высокой Порте о положении западноармянства. Они представляли жалобы на обложение оброком, взыскание десятины, собственности полей, притеснения, конфискацию местными властями земли (вилайеты Эрзерум, Алеппо, Мамурет-уль-Азиз, округ Чарсанджак), ферм и лугов 12 армянских селений (вилайет Сивас), бездействие чинов, похищение женщин, принудительную исламизацию, убийства священников (вилайеты Трапезунд, Эрзерум, Сивас, Мамурет уль-Азиз, Битлис, Алеппо, Ван).
Точно так же критический настрой к условиям функциональности населения Турецкой империи представляют иностранные источники. Английские консулы критически отзывались о внутреннем положении Оттоманской империи. Бывший консул в Трапезунде Пальгрев находил что, “население Малой Азии и Месопотамии безнадежно обеднело, а мусульманская часть его, кроме того, уменьшается в численности”. Другой представитель Туманного Альбиона был более категоричен: “население Малой Азии и Месопотамии за последние 50 лет становится год от году все хуже и хуже”.
Русский представитель полк. Зеленый 31 июля 1875 г. доносил военному министру о турецком образе управления: “Турки не имеют в виду даровать христианам не только равноправность, но и самые естественные законные права”. Общее население Османской Турции на это время определялось в 18 миллионов мусульман, из которых 13 миллионов составляли османы, а христианское население исчислялось в 9 миллионов.
Противоречие тезису о мирном и счастливом положении западноармянства в Османской империи приводит сам Гюрюн:“ Накануне созыва конференции по поводу событий в Герцеговине и Болгарии в сентябре 1876 г. великим державам был направлен меморандум, составленный Измирляном. В меморандуме содержалось требование включить в повестку дня конференции и вопросы, касающиеся армян. Эчмиадзин, действуя через царское правительство, потребовал положительно решить вопрос о земельной собственности, находившийся на рассмотрении правительства и специальной комиссии; освободить церковное имущество от налогообложения; создать правительственную комиссию с включением в ее состав и представителей патриаршества для разбирательства нарушений. Все эти вопросы к указанному времени находились в стадии разрешения султанским правительством”.
В результате “танзимата” в Турецкой империи возникла волотильная ситуация: наличие и отсутствие перемен. Современник отмечает: “Указы не были использованы в стране в целях полного отказа от ранее практики ведения дел. Вследствие этого вместо коренного переустройства государственной машины по новому плану произошло лишь еe доукомплектование новыми механизмами. Таким образом, лица, приводящие в действие в своих интересах эту обремененную несовершенными механизмами машину, пользуются теми или другими из них, а страна вместо жестокого угнетения в прошлом получила печальное утешение видеть себя притесненной то во имя основного Гюльханейского закона, то во имя Хатти хумаюна”.
Следовательно, тезис М. Перинчека и других азербайджанских исследователей, что условия жизни “армян в Османской империи были намного лучше условий проживания армян в России”, не соответствует истине. Надуманный характер носит и другое положение: “Преувеличенные или выдуманные сведения о якобы плохих условиях жизни армян в Османской империи повлияли на общественное мнение, став поводом для развязывания агрессии империалистических сил”.
Что касается положения худшей жизни восточноармянства, то его обоснование несостоятельно. В реальности наблюдается не массовая эмиграция русскоподданных армян в ХIХ - начале ХХ вв., а обратный процесс из-за насилий турецких властей. Уровень поступлений к 1837 г. подымной подати к 1837 г. составил 3 руб.сер. 60 коп., отстав от персидского владычества на 20 коп., что обусловило социальные волнения в Армянской области. Причем основную тяжесть несло на себя армянское население Ереванского уезда - 84,1%. Оставшаяся часть поступлений падала на население Нахичеванской провинции. Следствием стали случаи возвращения армян-переселенцев в Персию. В 1843 г. царь Николай I предписал ввести новую окладную систему податей, основанную на “умеренности” и “уравнительности”. В 1844 г. подать стала “единообразной” (подымная и поземельная) и в 1850 г. на одну душу составляла 2 руб. 08 коп. сер., что сразу сказалось на уменьшении социальных волнений и наличии побегов.
Значительный анализ положения западноармянства со стороны турецкого историка азербайджанские мифотворцы обычно не проделывают. Поэтому им приходится заимствовать также установки ранней советской партийной литературы с целью обоснования собственных притязаний. Популярностью в их среде пользуется публикация “Армянский вопрос” из “Большой Советской энциклопедии” за 1926 г. Она принадлежит видному советскому партийцу и историку-востоковеду В. А. Гурко - Кряжину. В статье выделяются внешний и внутренний аспекты Армянского вопроса: внешний – деятельность великих держав по усилению центробежных сил Турции для облегчения её эксплуатации, а внутренний - борьба армян за самоопределение во главе с национальной буржуазией.
Предпосылками Армянского вопроса представляется ХYIII в., когда возникает финансовая аристократия Константинополя, возглавляющая армянскую нацию (Эрмени миллет), чтобы обеспечить себе политико-экономические условия для свободного развития. В этом процессе ей удалось поставить под свой контроль всю нацию и духовенство. Удовлетворительным представляется положение армянских ремесленников и подвергающихся жестокой эксплуатации крестьян.
Другой предпосылки Армянского вопроса указывается деятельность западного капитализма в роли внешнего импульса пробуждения армянских национальных чаяний. Это явление получило своеобразное отражение в политике ведущих западных держав, которые, минуя армянскую финансовую буржуазию, связанную экономическими интересами с султанским режимом, стали опираться на духовенство и среднюю торговую буржуазию, что обусловило появление национального движения К этому движению примкнула армянская интеллигенция 70-х годов ХIХ в., в частности, Москвы и Тифлиса. Причиной указывается ухудшение положения армянских масс в Турции: “В 70-х гг. положение армянского крестьянства в Турции резко ухудшается благодаря росту налогового гнета и обострению отношений с курдами”.
Внутренний аспект синтезируется с внешним: “Обострившийся, таким образом, на чисто-экономической почве армянский вопрос был трагически осложнен вмешательством “великих держав” - России и Англии. Стремление русского торгово-промышленного капитала к захвату Черного моря, Босфора и Дарданелл прикрывалось лозунгами борьбы за освобождение христиан от ига мусульманской Турции: армянская буржуазия, надеясь использовать этот лозунг в целях национально-политического самоопределения, не только сама приняла, в большинстве своем, российскую ориентацию, но и повела в этом направлении агитацию среди армян Турецкой Армении”. В итоге возник Армянский вопрос, составная часть Сан-Стефанского договора и Берлинского трактата 1878 г.
Концепция синтеза Гурко-Кряжина без обиняков пропагандируется общественности для объяснения трудностей становления азербайджанской государственности. Истоки затруднений сегодняшнего дня увязываются с вымышленным армянским экспансионизмом: “Исторические корни захватнической войны и аннексии Армении против Азербайджана создают необходимость принять во внимание некоторые вопросы армянской истории вообще. Эта захватническая политика исходит из самой сути истории армян. Именно поэтому, как только внутреннее и международное положение создавало благоприятные исторические условия, армяне пользовались всеми средствами для реализации своих предательских намерений. Нельзя считать случайностью и появление самого так называемого армянского вопроса”. Есть необходимость заново рассмотреть этот вопрос с точки зрения армяно-азербайджанского конфликта, так как “Карабахский вопрос” следует рассматривать как часть армянского вопроса в целом, а “армянский вопрос”, в свою очередь, как часть всего Восточного вопроса. В конце XIX - начале XX веков этому вопросу было посвящено много работ. Статья В. Гурко-Кряжина, опубликованная в Большой Советской энциклопедии 1926 года издания, относится к числу таких работ”.
О необходимости повтора статьи Гурко-Кряжина сообщается неразумеющему читателю, а именно - ожидается переход от компилятивных работ к созданию оригинальных произведений: “Вначале мы представим эту статью. На последующих этапах предусматривается обобщение материалов по “армянскому вопросу”, анализ на основе новых фактов и исторических документов”. Информационная война, когда малейший довод для азербайджанских мифотворцев, хотя занафталиновый, представляется весомым для негляжного представления Армянского вопроса.
В этом отношении более классической является оценка Армянского вопроса Д. А. Киракосяном: “Балканский кризис и русско-турецкая война 1877–78 гг. сыграли огромную роль в подъеме национально-освободительной борьбы армянского народа. Героический пример славянских народов воодушевлял прогрессивные патриотические силы как на Кавказе, так и в Западной Армении. Их стремление с помощью русского оружия освободить Западную Армению, воссоединить ее с Восточной Арменией, объединиться в единую Родину под покровительством русского государства получил новый мощный импульс. Сложный процесс национально-политического пробуждения армянского народа и развития его самосознания вступил в новый этап. Во всей глубине вновь проявилась традиционная русская ориентация армянского народа. Впервые армянский вопрос стал предметом “заботы” международной дипломатии”.
Само возникновение Армянского вопроса как дипломатической проблемы связывается с экспансией Российской державы, которая на международную повестку ставит вопрос армянских реформ. Ф. Мамедова указывает: “Стремление к захвату Черного моря, Босфора и Дарданелл русский царизм прикрывал лозунгами “борьбы за освобождение христиан от ига мусульманской Турции”. Вопрос о Западной Армении, о положении армянского населения Турции в переговорах в Сан-Стефано и в Берлине в 1878 г. стал называться “армянским вопросом”, согласно которому Турция обязывалась ввести в армянских вилайетах необходимые реформы”.
Относительно целей войны 1877–78 гг. существуют разные точки, которые зависят от степени владения темой и объективности изложения. По мнению А. Б. Широкардо, в войне 1877–1878 гг. Россия и Турция имели свои расходящиеся цели: первая преследовала задачу закрепления южной границы, а вторая - задачу подрыва существующего статуса на Кавказе: “Для русской армии конченой целью боевых действий на Кавказе было взятие крепостей Карс и Эрзерум. Задачей турецкой армии было проникновение на Кавказ с целью поднять мятеж горных мусульманских племен, неприязненно относившихся к России”.
В 1876 г. на престол Османской Турции вступил султан Абдул Гамид, который развязал гонения против христианских народов Балкан и Малой Азии. В начале апреля 1877 г. царь Александр II в Кишиневе подписал манифест об объявлении войны Османской Турции. Намечалось осуществить политическую программу-минимум из шести пунктов. Первые четыре пункта предусматривали определение статуса славянских народов Черногории, Герцеговины, Боснии, Сербии и Болгарии. Пятый пункт намечал улучшение положения христиан в “других” областях Турции, а шестой пункт – принятие мер против поселения кавказских горцев-переселенцев в Балканах и ограничение деятельности баши-базуков. С политической точки зрения, интересы Западной Армении затрагивал пятый пункт. Автором программы являлся русский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев, именуемый турками “Москов-паша”.
Русская политическая программа учитывала состав европейских требований на Константинопольской конференции 11–23 декабря 1876 г. В их круг входили: 1) предоставление административного статуса христианским областям Османской Турции; 2) вручение управления областями христианским губернаторам, назначаемым на определенный срок с согласия ведущих держав; 3) обеспечение многочисленной земской стражей безопасности населения; 4) наличие европейской гарантии в проведении реформ; 5) утверждение основ мира Высокой Порты с Сербией и Черногорией. Принятие Константинопольской программы Россией за основу требований к Османской Турции означало обеспечение снисходительности Европы к преследуемым установкам и использование согласованного механизма для решения восточного вопроса.
В этом духе Игнатьев трактовал содержание пятого пункта, предусматривая воплощение обещанных реформ со стороны султана Абдул Гамида, сообщенных им представителям европейских стран на Константинопольской конференции в декабре 1876 г., позволивших бы обеспечить равенство христиан и мусульман. Лично Игнатьев находил обещание эфемерным: “Хотя достижение этого последнего результата невозможно на практике, но державы обязаны выразить свои пожелания в этом смысле, для поддержания последовательности европейской политики и в отношении к общественному мнению, ожидающему улучшение участи всех, без исключения, христианских подданных султана”.
В силу чего граф Игнатьев намечал утверждение наблюдательного института комиссаров по проведению реформ: “Можно было бы при этом оговорить, что европейские представители будут иметь право и обязанности наблюдать на месте в течение, по крайней мере, года, за исключением местных властей, вводимых реформ”. При необходимости, граф прогнозировал возможность вмешательства держав: “Само собою разумеется, что в случае беспорядков и избиения христиан непосредственное вмешательство держав не должно быть исключено из предвидимых случайностей, дабы придать более виду представлениям европейских агентов в Турции”. Это означало действовать с Европой по принципу “и так и иначе” в зависимости от военно-политической ситуации.
Такой подход учитывал отсутствие союзников у России среди ведущих держав Европы. Франция и Италия занимали нейтралитет к видам Петербургского двора, являвшегося вместе с Берлином и Венной участником “Союза трех императоров”. При этом Австрия вела двойную игру с Россией. С одной стороны, она стремилась утвердиться на Балканах, а с другой - формально сотрудничать с Россией.
Непосредственным объектом притязаний Венского двора являлись Босния и Герцеговина. Германия покровительствовала установкам Австрии, готовясь тандемом решить пространственный экспансионизм, и “не решалась” на энергичную поддержку России в Восточном вопросе. Англия верховодила на Константинопольской конференции. Еe позиция рассматривалась русскими ведомствами шатким равновесием, - “ни за, ни против Турции,”- означающей ведение выжидательной тактики до поры до времени. Общеевропейский подход к сохранению целостности Османской Турции в России представлялся “анахронизмом”, с которым приходилось считаться. Россия должна была заключить “почетный мир” с Османской империей, но не настолько выгодный, чтобы противопоставить себе Европу.
Свои виды питала западноармянская сторона. На Константинопольской конференции армянская делегация, воплощая установку патриарха Нерсеса Варжапетяна, обратилась к руководителю английской делегации лорду Р. Солсбери, являвшемуся министром по делам Индии, чтобы она с Европой “имела бы перед глазами тяжелое положение турецких армян” и защищала бы их права. На что последовал холодный совет обращаться со своими просьбами к “своему государству”. Пожелание лорда исходило из представления, что Армения является “естественной дорогой” к Индии. Подход выражал опасение возможности занятия части Азиатской Турции Россией с угрозой дальнейшей экспансии в Персии, Малой Азии и Индии.
Русский посол Игнатьев готовился поднять вопрос армян Турции на Константинопольской конференции как общую проблему христианских подданных Османской Турции, но провозглашение султаном Абдул Гамидом конституции, с равенством всех подданных, торпедировало его рассмотрение. Своей уловкой султан в тактическом плане достиг срыва конференции, но в стратегическом - перемен не намечал. Армянский вопрос сохранял свое значение в политической программе России в обтекаемой форме об улучшении участи положения христиан Османской Турции.
Военное обоснование программы-минимум на Южной окраине предоставил военный министр Д. А. Милютин. В разработанных “Военных соображениях. На случай войны с Турцией со стороны Кавказа” ставилась цель занятия территории Турецкой Армении при содействии армянского населения, чему было призвано содействовать широкое представительство армянских военноначальников в Кавказской армии. Предусматривался быстротечный характер войны из-за незавершенности военных реформ в России. Военный министр Д. А. Милютин находил, что военный успех России может привести к геополитическому рывку: “По естественному влечению на юг Россия, хотя и в отдаленном будущем, должна будет завладеть всей Малой Азией”.
Соображения Милютина носили стратегический характер и опережали текущие возможности России. Поэтому царь Александр II предупреждался о нежелательности слишком удачных действий и далеко идущих приобретений. Мысль обосновывалась тем, что сохранение власти турок на Балканах означало бы сохранение их “слабости” в Азиатской Турции, а изгнание из Европы обернулось бы их закреплением в Малой Азии.
Из этого подхода выводилась военная кампания в Западной Армении, которая носила прагматичный характер и намечалась из трех этапов: 1) постепенное овладение Карсом, Эрзерумом и Базетом; 2) развитие боевых действий к озеру Ван и Мессопотамии; 3) прикрытие передней линии занятой территории силами главного армейского резерва в г. Сивас, находящемся в 350 км от Эрзерума.
Представленные цели самодержавия на Кавказском фронте имеют не только академическое значение, но и разоблачают мифотворчество о политике России и роли в ней армян. Хаджар Вердиев и Рауф Гусейн-заде выдвинули новое толкование внешней политики самодержавия России во второй половине ХIХ в. как экспансионизма с использованием Армянского вопроса для борьбы с мусульманским Востоком. По их мысли, Россия сформировала Армянский вопрос во второй четверти ХIХ в., когда решала проблему закрепления Черного моря: “В 1833 году, по Ункяр-Искелесийскому трактату, Россия получила почти такие же права на Черном море и проливах, как на берегах Невы. Тогда же на первый план выступил “армянский вопрос”, который являлся промежуточным этапом в российской стратегической деятельности, рассчитанной на захваты и колониальную политику на мусульманском Востоке”.
Экспансионизм России представляется направленным на создание христианской дуги вокруг державы на огромной территории: “После заключения Адрианопольского мирного договора 1829 года с Османской империей акценты во внешней политике России несколько сместились. Вся её “южная политика” во второй половине XIX века основывалась на защите христиан на Балканах, так как проблема Кавказа и Каспийского моря была решена в двух русско-иранских и русско-османских войнах в первой трети того же столетия. В целом, Россия стремилась создать христианскую политико-конфессиональную “дугу” от Балкан через Кавказ до Центральной Азии. Это позволило бы ей не только противостоять Османской и Иранской империям, но и остановить проникновение на мусульманский Восток Британии и Франции - конкурентов и соперников России.
Крымская война 1853–1856 годов стала олицетворением конфликта между Британской и Российской империями. Она закончилась поражением России, которая не смогла аннексировать еще часть земель Османской империи. Это стало одной из причин того, почему было продолжено переселение османских армян на Южный Кавказ. Новый поток почти полностью был направлен в Иреванскую губернию”. Здесь столько накручено, что нужен конкретный ответ. Успешное завершение русско-персидской войны 1826–1828 г. завершилось Туркманчайским миром. Россия приобрела от Персии Араратские ханства - Еревана и Нахичевана, признала их “частью древней Армении” и создала Армянскую область. Титул царя Николая I обогатился понятием “Государь Армянской области”. На большее царь не пошел, чтобы не обострять отношения с Англией и Францией, а также с Османской Турцией. В организации Армянской области Вердиев и Гусейнзаде видят создание Армянского вопроса, не получившего соответствующего законодательства, хотя произошло лишь частичное удовлетворение армянских чаяний.
26 апреля Россия начала войну с Османской Турцией (1828–1829) для решения Греческого вопроса. Перед командиром отдельного Кавказского корпуса И. Ф. Паскевичем была поставлена задача ограничиться в Азиатской Турции лишь занятием Ахалкалаки, Ахалциха и Поти. Министр иностранных сел К. В. Нессельродв сообщил командующему Дунайской армией И. И. Дибичу об отсутствии видов на покорение Османской Турции: “Его Императорское Величество считает, что положение вещей, существующих в Османской империи, должно быть сохранено самым строгим образом”. Царь даже молился, чтобы русские войска не вошли в Константинополь. Нессельроде отмечал: “Мы не хотим Константинополя. Это было бы самым опасным завоеванием, которое мы могли бы сделать”.
14 сентября 1829 г. состоялось подписание Адрианопольского договора между Россией и Турцией. На Кавказе приобретены намеченные цели - Ахалкалаки, Ахалцих, территория от устья реки Кубани до гавани св. Николая. Русский историк Дм. Бантыш-Каменский счел сдержанный характер договора проявлением принципа легитимности: “Неизреченное великодушие Государя Императора пощадило Порту и доказало свету, что война была за правое дело, а не приобретением. В руках русских находились, кроме нескольких укрепленных лагерей, 4 крепости и Арзерум, резиденция Армении и Анатолии; сам главнокомандующий Турецкий и правитель обширного края был в плену, со всеми важнейшими его сановниками и три тысячи воинов”. Царь мог решить Армянский вопрос присоединением Турецкой Армении, но не счел это желательным геополитическим решением.
Туркманчайский и Адрианопольский договоры показали сдержанность России в территориальных приобретениях, что было должным образом оценено в Османской Турции. Речь идет о том, что правитель Египта Мухаммед Али-паша, стремясь к достижению независимости, восстал против власти султана. В 1832 г. была занята Сирия, и сын правителя Египта Ибрагим-паша разгромил турецкую армию в Конии. Был открыт путь на Константинополь. Обращения султана за помощью к Франции и Англии оказались бесплодными. Тогда султан запросил помощь у царя Николая I, которая была оказана путем высадки 15 тыс. русского корпуса на Босфор во главе с ген. Н. Н. Муравьевым, будущим наместником Кавказа.
8 июля 1833 г. в Ункяр-Искелеси был подписан союзный оборонительный договор. Россия обязывалась в случае угрозы для Турции предоставить необходимые ей “войска и силы”, а Турция взамен гарантировала закрытие черноморского пролива Дарданелл от военных кораблей противников России. Кроме того, военные суда России получили право прохода через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы. Такое состояние режима черноморских проливов не устраивало Англию и Францию, которые в 1840–1842 гг. лондонскими конвенциями добились закрытия черноморских проливов.
По мнению Н.С. Киняпиной, Ункяр-Искелессийский договор являлся проявлением учета национальных интересов России в политике самодержавия. Это положение вначале было воспринято как “научная ересь”, а затем стало приниматься как проявление “взвешенной и мудрой политики” в русско-турецких отношениях. Соответственно, и создание Армянской области укладывалось в русло национальных интересов России.
Крымская война 1853–1856 гг. являлась проявлением столкновений интересов великих держав на Ближнем Востоке, хотя номинально Англия, Франция и Сардинское королевство защищали дряхлую Османскую Турцию от раздела. Согласно Парижскому миру от 16 марта 1856 г., Россия уступила Карс и занятые территории в Турецкой Армении взамен на оккупированные западными союзниками города Крыма. Продвижение же России в направлении Средней Азии, громко названной Вердиевым и Гусейн-заде созданием христианской политико-конфессиональной “дугой” от Балкан через Кавказ до Центральной Азии”, являлось лишь реакцией на проникновение Англии в Среднюю Азию. Очередную сдержанность в отношении Османской Турции Россия демонстрировала и программой-минимум Игнатьева, начиная русско-турецкую войну 1877–1878 гг.
Мифизировать историю не трудно, а трудно отвечать на реальные исторические процессы и явления. Асадов углубил творчество армянских историков, выдвинув положение о приобретении Западной Арменией статуса “автономии” в ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг., признавая прогрессивность роли России в этом процессе: “Несмотря на то, что войны, которые вела русская империя, служили интересам господствующих классов, во всяком случае, эти войны сыграли прогрессивную роль, ускорили освободительную борьбу народов Балкан, армян и других угнетенных народов. Война завершилась победой России. 19 апреля 1878 г. был заключен договор Сан-Степанос, и к этому договору была принята 16-я статья. Значение этой статьи в том, что турецкая сторона принимает наличие на территории Османской империи автономной “Армении”, Россия становится защитником армянского народа, и присоединение части Западной Армении к России спасает армянский народ от физического уничтожения”.
Хотя в реальности Западная Армения не приобрела статуса автономии, но путь к ней намечала 25 статья Сан-Стефанского договора, которая предусматривала проведение там реформ в течение шести месяцев под надзором русской военной администрации. После ратификации договора намечался вывод русских войск из занятых территорий Западной Армении на Кавказ либо в Крым через Трапезондский порт.
Между тем Имранлы, нагнетая дезинформационность, стремится нивелировать понятие “Армения”: “Следует отметить, что когда в сношениях заинтересованных держав, в особенности России, употребляется слово “Армения”, это имеет не историко-географическую основу, а является политическим приемом”. В то же время он обоснованно подчеркивает несостоятельность гипотезы о получении статуса автономии для Западной Армении: “Армяне остались недовольны Сан-Стефанским договором, в котором ничего не было сказано об автономии”.
Подход Имранлы к понятию Армении мотивируется ссылкой на её “разъяснения” представителями великих держав в отношениях между собой. Однако это явление более сложного порядка, так как оно имело как политическое, так и историко-географическое содержание. Прежде всего для России использование понятия “Армения” к Турецкой Армении означало выведение русской Армении из международного внимания, а также усиление позиции в Турецкой Армении. Для Англии, Франции и Австро-Венгрии применение понятия “Армения” к Западной Армении являлось средством оказания давления на режим Османской Турции, чтобы проводить свои интересы.
Для армянских лидеров его использование, как и в дальнейшем до создания Первой Республики Армения, означало отказ от конфронтации с России и использование её возможностей для улучшения положения западноармянства. Возникает определенный консенсус между русскими и западноармянскими деятелями по тактической линии поведения: “Все направления политической мысли совпадают в том, что для политической жизни, для культурного прогресса, самоорганизации и верховенства нации необходима территория, т. е. в данном случае “географическая Армения” с армянским населением и государством”. Именно этот подход Имранлы объявляет лишенным “историко-географической основы”.
Обращает на себя внимание дружное молчание конструкторов новой истории Армении, которые практически умалчивают роль ведущих держав вокруг Армянского вопроса с начала ХIХ в. до Берлинского конгресса 1878 г. В это время возникают два значительных армянских кризиса в международных отношениях на Ближнем Востоке, связанных с активной политикой держав Европы, упадком значения шахской Персии и разложением Османской Турции. Трансформационные процессы отражали чаяния и устремления армянского этноса, борьбу за создание национального очага. Политика самодержавия учитывала интересы как армянского народа, так и Российской державы.
Первый армянский кризис охватил первую треть ХIХ в. Несостоятельные притязания Персии на доминирование в Закавказье, намерение Блистательной Порты сохранить свое значение в регионе встретили стремление державной элиты России к установлению естественной границы по рекам Кура, Риони, Аракс. Начальный этап кризиса отразил желание Петербургского двора добровольно присоединить Армению, замененное активной борьбой с Персией и Турцией. Определенные виды на регион имели Франция и Великобритания. Завершился этап Бухарестским и Гюлистанским договорами 1812 и1813 гг., включившими в состав России Сомхетию (Грузинская Армения) и армянские земли Восточного Закавказья.
На втором этапе Россия проявляла сдержанность в регионе, но подстрекательская роль Великобритании привела к закавказским войнам второй половины двадцатых годов. Кризис разрешился Туркманчайским и Адринопольским мирными договорами 1828 и 1829 гг., обусловившими окончательное образование Русской, Турецкой и Персидской Армении. Освободительные чаяния армянского народа получили воплощение в создании Армянской области - территориально-административной структуры в составе Российской империи.
Второй армянский кризис включал пятидесятые годы и конец семидесятых. На этапе Крымской войны царь Николай I допускал освобождение от власти османов Дунайских княжеств, Болгарии, Сербии и определенное удовлетворение чаяний армян в Азиатской Турции. Вмешательство европейских держав привело к включению Блистательной Порты в систему европейской безопасности, передаче от России права покровительства над христианскими подданными султана европейскому надзору, посулам западным армянам лучшей будущности.
Важное значение имел Венский протокол от 1 февраля 1856 г., где странами Запада требовалось внести в мирный Парижский договор статью о равенстве всех подданных Османской Турции. Не дожидаясь принятия договора, 18 февраля 1856 г. Блистательная Порта опубликовал манифест о реформе управления, суть которой заключалась в уравнивании прав христианского населения с мусульманским, что оказалось голой декларацией. Парижский договор 18 марта стал основой для ведущих держав поднять перед Портой проблемы национальных меньшинств.
Вместе с тем избрание западноармянского иерарха Матеоса I Чухаджяна католикосом всех армян обеспечило духовное признание прерогатив Эчмиадзинского престола. 8 мая 1859 г. Духовное собрание армян Константинополя постановило о восстановлении дружественных отношений со св. Эчмиадзинским престолом. Признана верховная власть Эчмиадзина, права созыва духовных соборов, посвящения в епископы и рассылки св. миро. Дано согласие на посылку Эчмиадзинского представителя в Константинополь. Титулярные армянские патриархи Иерусалима и Константинополя, католикосы Сиса (Киликия) и Ахтамара (Ван) стали рассматриваться главами местных армянских общин. Намечено образование высших духовных армянских училищ в Константинополе и Иерусалиме.
Акт духовного единения западных и восточных армян вокруг Эчмиадзинского престола вызвал тревогу Запада. Для турецкоподданных армян возникла альтернатива политического развития: достижение соглашения с Османской империей при содействии западных стран, либо осуществление перехода под протекторат Российской державы. Следствием этого процесса под воздействием Франции и Англии явилось утверждение султаном “Сахманадрутюна” (“Конституции”) в 1863 г., акта национального самоуправления армян Турции. “Сахманадрутюн” был призван стать интеллектуально-политическим центром турецких армян, противостоящим духовному воздействию Эчмиадзинского престола, находящегося в российских пределах.
Стремление добиться политического воплощения “Сахманадрутюна” оказалось несостоятельным. Неудовлетворенность существующим режимом побудила турецких армян в конце шестидесятых годов во главе с Константинопольским патриархом Хримяном поднять перед Ильдиз-Киоском вопрос о реальной автономии. Надежды на лучшую будущность отразила 16 статья Сан-Стефанского договора 1878 г., предусматривающая проведение реформ в армянских вилайетах Порты под контролем России. Вмешательство Англии, при открытой поддержке Австро-Венгрии, обусловило возникновение 61 статьи Берлинского конгресса, поставивший процесс воплощения преобразований под европейский контроль.
Тунян В.Г. " Армянский вопрос: мифотворческий аспект" Ереван, 2015 г.
Скачать книгу можно по данной ссылке
