Военные и политические деятели России однозначно указывали, что реальной силой, определившей присоединение Карабаха к России, были армяне и что этому присоединению противостояли хан и его окружение. Именно позиция армян Карабаха предопределила заигрывания Ибрагим хана с российскими военными властями. Он начал переговоры о возможном переходе от подчинения персидскому суверену в российское подданство при условии сохранения его губернаторской власти над Карабахом.
В то же время Ибрагим хан усилил гонения на армянских меликов с тем, чтобы полностью вытеснить их из Карабаха. К этому времени военно-политическая сила меликов ослабла, они потеряли реальную власть. В годы правления Надир шаха карабахские мелики были поставлены в зависимость от гянджинского хана. Но затем Надир шах изменил статус карабахских меликов и подчинил их правителю персидской провинции Азербайджан. После смерти Надир шаха мелики восстановили свою самостоятельность. Водворившись в Карабахе, Панах и его сын Ибрагим начали подчинять их своей власти. С другой стороны, поскольку формально с точки зрения международного права власть иранского шаха над Карабахом и другими персидскими владениями осуществлялась ханами-наместниками шаха, то очевидно, что Россия, добиваясь присвоения этих персидских (с точки зрения международного права) территорий, могла противопоставить Персии и покровительствовавшим ее европейским державам — Англии и Франции, сепаратистские действия ханов. Соответственно, Россия была заинтересована в преувеличении значения ханской власти, представляя ее как институт, правомочный решать вопрос о принадлежности Карабаха — выбрать между подчинением власти персидского или российского суверенов.
«Трактат», подписанный 14 мая 1805 г. между российским генералом Цициановым и персидским ханом тюркского происхождения Ибрагимом о переходе Карабахского ханства под власть России, современные азербайджанские историки и политики пытаются представить чуть ли не как межгосударственный договор, между равноправными субъектами международного права. Документ, вошедший в историю как «Кюрекчайский трактат», более того, трактуется как «весомое свидетельство исторической принадлежности Карабаха Азербайджану», который [Карабах] был присоединен к Российской империи как «чисто азербайджанское владение».
Это — откровенная фальсификация известных исторических фактов, которые документально излагают историю появления в крае кочевых тюркских племен, один из предводителей которых стал персидским наместником Карабахского ханства. Этот край был в 1805 г. отторгнут от Персидской империи путем заключения договора с сепаратистом Ибрагимом (выражаясь современной терминологией), который управлял Карабахским ханством и разумеется владел обширными землями, но решил обезопасить свое положение, перейдя под сильную власть российского императора.
Переписка главноуправляющего Грузией и главнокомандующего на Кавказе генерала князя Цицианова с шушинским ханом Ибрагимом отнюдь не свидетельствует о том, что персидский наместник выступал как полноправный и суверенный субъект международного права. Достаточно ознакомиться с письмами князя Цицианова. В письме Шушинскому хану от 4 февраля 1804 г. генерал пишет: «Я вашей покорности и подданства не желаю и не желал, поелику я на вашу Персидскую верность столько надеюсь, сколько можно надеяться на ветер». Цицианов уличает хана в грабеже и требует возвращения угнанных у ганджинских жителей табунов лошадей. Он сравнивает Ибрагима с «мухой», которая вознамерилась «с орлом переговоры делать». Генерал предупреждает: «буде чрез две недели скот Ганджинский не будет возвращен, сын мелика Джимшада Аствацатур с его внуком в Ганджу не будет к тамошнему начальнику присланы, то не коварными письмами я научу мне повиноваться…». Призывая Ибрагима «сохраняя долг соседства», возвратить угнанных лошадей, генерал заключает свое письмо следующими словами: «Призываю вас к раскаянию, а не к подданству — мне его не надобно и буде хотите быть живы и покойны требуемое мною в сем письме выполните».
В другом письме (26 мая 1804 г.) генерал Цицианов не скрывает своего презрительного отношения к людям такого толка. Он пишет, что если бы он, Цицианов, не вступился за хана, то в Персии ему «по обыкновению своему выкололи бы глаза или отрезали нос и уши, — хотя, повторяю, должно было бы мне предать вас в их руки и потом отнять у них Шушу». Подчеркивая, что российский император, тем не менее дарует «вам прощение за все прошедшее, предал все забвению», Цицианов ставит несколько условий для перехода Ибрагим хана в подданство Российской империи: соблюсти «верность непоколебимую», подтвердить эту верность «пред присланным от меня чиновником», дать «в аманаты старшего сына» и «для оказания подданства 10 т червонных». Разве с суверенной стороной «международного договора» обращаются как с холопом? Впрочем, вряд ли конокрад и человек, который приглашал к себе в «гости» армянских меликов, затем подвергал их пыткам, чтобы получить большой выкуп за освобождение, заслуживал иного обращения. (Не выдержав пыток, скончались варандинский мелик Исай и его племянник мелик Вахтанг.)
Завоевание Карабаха и других ханств, находившихся под властью Персидской империи, было целью политики Российской империи на Кавказе. Решение персидского наместника в Карабахе перейти в российское подданство отвечало целям политики России. Но это было одновременно актом сепаратизма и даже предательства Ибрагим хана по отношению к Персии. Но для того чтобы этот сепаратистский акт не выглядел как противоправное посягательство на суверенитет Персидской империи, Россия прибегла к договорной процедуре. Но для этого надо было, повторяем, преувеличить значение ханской власти, представляя ее как институт, правомочный решать вопрос о принадлежности Карабаха — выбрать между подчинением власти персидского или российского суверенов. Этим и объясняется появление данного «трактата».
«Нагорный Карабах в международном праве и мировой политике». Комментарии к документам. Том II / Д. ю. н., проф. Ю.Г. Барсегов, Москва, 2009