С первых веков христианства исповедание веры каждой Церкви выразилось в официальной формуле – Символом веры или Credo. Латино-Kатолическая Церковь сохраняет еще в своей литургии краткий Символ, известный под названием Символа апостолов, но лишенный какого-либо характера официальной декларации в вопросах веры. Соборы и папы не раз его переделывали с единственной целью приспособить его к догматам, постепенно выработанным ими согласно возраставшей потребности. И даже Ватиканский собор 1870 года присоединил к ним новые выражения. Но в особенности на Трентском (1563) соборе была расширена область догматических канонов.

Из всех богословских и схоластических мнений этот собор в Тренте сделал свод незыблемых догматов, обязав в них верить под угрозой отлучения и проклятия; и все это – с исключительной целью усилить папскую власть. И, таким образом, римский католик, замкнутый в столь тесном круге, в настоящее время не может найти ни выхода для выражения своих личных мнений, ни достаточного простора для расширения горизонта своих исследований. Более того, наложен запрет даже на его мышление. Ему вменяется в долг отречение даже от рассуждений, то есть от естественной функции разума, ибо он не может ступить шагу, не встретив на пути неизбежный догматический канон как преграду для своих изысканий. Папский syllabus последнего времени, направленный против модернистов, подчеркивает безвыходность положения римских католиков.

В лице модернистов он предает осуждению всех людей науки, как и всех ученых Церкви, стремящихся порвать с тесным кругом соборных постановлений и папских булл и энциклик. Можно сказать, что последняя римская энциклика окончательно разъединила Церковь и науку. Между тем, в лоне Армянской Церкви не могло иметь места подобное явление. Разумеется, она также имела свои национальные соборы и не скупилась на постановления в области вероучения. Однако она никогда не заявляла притязаний облекать их всей силой догматов, равно как и осуждать в качестве еретических и схизматических те Церкви, которые расходились с ее учением.

Все те тезисы учения, которые отграничивают Армянскую Церковь от других Церквей, в то же время не посягают на учение этих последних, вполне подтверждают только что нами сказанное. Только за настоящими Вселенскими соборами Армянская Церковь признает власть изрекать догматические определения, то есть за такими собраниями, где все объединенные отрасли христианства сходятся на одном основном положении, вытекающем из Откровения.

Со времени разделения Церквей в V веке это единение более не проявлялось, и мы должны добавить, что оно не проявится до тех пор, пока длятся споры, разъединяющие Церкви. Символ веры, принятый Армянской Церковью, есть формула Афанасия, зародившаяся во время Никейского собора. Он почти исключительно содержит догмат Воплощения, уцелевший без изменений и добавлений.

Впрочем, та же Армянская Церковь обладает вторым Символом, составленным позже и помещенным в требнике. Его произносят священнослужители при посвящении в сан, но от первого этот Символ веры отличается лишь несколько видоизмененными формулами, из коих главное касается сущностей Иисуса Христа.

Эта формула была сочтена необходимой, чтобы отклонить обвинение в евтихианстве, когда-то злостно или необдуманно возведенном на Армянскую Церковь. Видоизмененный тезис, о котором идет речь, состоит в выражении «слиянная природа». Евтихий говорил о смешении и слиянии двух сущностей, все же признавая в конечном итоге индивидуальное единство Христа; тогда как единосущность, или монофизитизм, признанный Армянской Церковью, идентичен с кирилловской или эфесской формулой: единосущность воплощенного Слова Божия. Если бы в таинстве Воплощения божественное и человеческое, то есть обе сущности сохранили свою раздвоенность, это обстоятельство отняло бы у страданий Христа их теандрический (богочеловеческий) характер, а Искупление представлялось бы плохо обоснованным. Отсюда уже склонились бы к учению Нестория. Из всех видов слияний, могущих, думается мне, служить сравнением для сверхъестественного сочетания во Христе, сочетание души с телом наиболее удовлетворяет наш ум. Ибо нельзя отрицать единство человеческой природы, вопреки различию души и тела. Следовательно, Армянская Церковь поддерживает монофизитизм (учение о единосущности) Эфесского собора, весьма отличный от того, который отстаивал Евтихий. Имя это официально и торжественно предано анафеме Армянской Церковью наравне с Арием, Македоном и Несторием. Итак, нельзя обвинять Армянскую Церковь в приверженности Евтихию, не навлекая на себя упрека в невежественности или в умышленном извращении истины.

Что же касается различий, обособляющих Армянскую Церковь от Греко-Православной, они всецело сводятся к тому, что первая из этих Церквей отвергла Халкидонский собор и не признала последующих соборов. Во всех остальных догматических пунктах обе Церкви вполне сходятся. Ибо необходимо заметить, что если вышеназванные соборы и не признаны Армянской Церковью, тем не менее, выработанные на них тезисы не были отвергнуты ipso facto.

Так, осуждение Триглава, вынесенное V Вселенским собором и бывшее не более, как повторением постановления Эфесского собора, может считаться благоприятным для учения Армянской Церкви. Напротив, вопрос монофелизма, обсуждавшийся на VI Вселенском соборе, явился повторением Халкидонской системы. Иконопочитание, бывшее предметом обсуждения на втором Никейском соборе, имело в виду один только пункт, относившийся, скорее, к обрядности, чем к вероучению. Не будучи безусловно изгнанным Армянской Церковью, почитание икон всегда было ею тесно ограничено. В память античного идолопоклонства изваяния из нее изгнаны. Что же касается живописи и барельефов, то их освящают и помазывают Святым Миром, в отличие от обычных предметов искусства, и устанавливают их на алтарях только после подобного освящения. В противоположность обычаям иных исповеданий, в домах армян не имеется никаких священных изображений.

Что касается выражения догматов, Армянская Церковь строго придерживается формул, завещанных былыми веками; следовательно, она не признает Filioque, отдельного суда для каждого грешника, мук чистилища, восприятия блаженства тотчас после кончины, как не признает она и транссубстанции индульгенций и теории папской непогрешимости. Все эти нововведения могли завоевать себе место в латинском мире лишь вследствие извращенного толкования обычаев христианской Церкви первых веков.

В деле догматов Армянская Церковь почитает за лучшее простоту и возможно меньшее количество преувеличений. Великий принцип, провозглашенный одним из ученых богословов Западной Церкви, забытых этою последней, был и всегда будет руководящим для Армянской Церкви. Формула Unitas in necessariis в ней низведена до границ самой строгой необходимости; libertas in dubiis применяется Армянской Церковью в самом широком значении; и нам думается что только на этих началах, указанных здравым смыслом, возможно закрепить за Вселенской Церковью проведение Charitas in omnibus.

Архиепископ Магакия Орманян. Армянская церковь: Ее история, учение, управление, внутренний строй, литургия, литература, ее настоящее. 1913 год.