Граница России с Персией в Закавказье на протяжении всей первой четверти XIX века оставалась «прозрачной» и потому спокойствия на ней не замечалось. Особенно там, где с Грузией граничило Эриванское ханство, вобравшее в себя большую часть земель Восточной Армении. Исторически вопрос о начале второй Русско-иранской войны был предрешен, вопрос стоял только о времени ее начала и о ее продолжительности.
Первая Русско-иранская война 1804—1813 годов закончилась подписанием Гюлистанского мирного договора. Тогда Фетх-Али-шах из династии Каджаров признал присоединение к России Грузии, Дагестана и ханств Северного Азербайджана. Однако персидский владыка всячески тянул с решением вопроса о разграничении пограничных земель в районе озера Гокча (ныне Севан), явно не желая уходить даже из малой части армянских земель.
В Санкт-Петербурге постарались предупредить назревавший военный конфликт и удержать шаха от «необдуманных» поступков. В Тегеран была послана дипломатическая миссия. Однако ее прибытие в персидскую столицу возымело обратное действие: восточный владыка и его окружение расценили дипломатический ход императора Николая I как свидетельство слабости России в военном отношении.
Полномочное посольство генерал-майора А.С. Меншикова, правнука знаменитого сподвижника Петра Великого, не добилось в Тегеране желаемых результатов. Более того, персы перехватывали все его письма в Тифлис, адресованные русскому главнокомандующему на Кавказе генералу от инфантерии А.П. Ермолову. Шахские власти не желали и слушать о каком-то разграничении «их земель» у озера Гокча.
Пока шли переговоры, наследный принц Аббас-Мирза стягивал войска к границам российской Карабахской (Карабагской) провинции. Резервная шахская армия сосредотачивалась у Агара. Эриванскому сардару (он же и хан) было велено выступить первым.
В Тифлисе и на берегах Невы неслучайно тревожились вероятностью большого военного конфликта с державой династии Каджаров. К 1826 году Персия, благодаря трудам английских военных инструкторов, реформировала свою армию под европейский образец. Численность регулярной пехоты теперь составляла 38,5 тысячи человек, а иррегулярной стало всего 5 тысяч человек. Конницы, преимущественно племенных ополчений, набиралось до 94 тысяч всадников, не считая особой охранной стражи Аббас-Мирзы. Полевая артиллерия насчитывала 42 орудия, которые обслуживали 910 солдат и офицеров. Но при этом, разумеется, о каких- то высоких боевых качествах этих войск говорить не приходилось.
В начале 1826 года можно было констатировать следующее. Персидскому шаху — «Превысочайшия и Прехвальные степени, Великодержательную власть древнюю Великих Государей, Персидских Царей, приемшему, Магометанских Царей честью превосходящему, коего мудрость, правосудие и милосердие, подобно благотворным лучам солнца освещают, животворят и благодетельствуют наисчетному множеству народов, сильнейшему и могущественнейшему Персидского Государства Обладателю и многих народов на Восток, украшающему собой корону Царств, Его Величеству, Пресветлейшему Фет-Али-шаху Каджарскому» — удалось создать армию, во много раз превышающую русские войска в Закавказье. Тех насчитывалось всего 10 тысяч бойцов, из которых на границе с Персией набиралось всего около трех тысяч человек.
При таком реальном соотношении сил шахская армия была вымуштрована британскими инструкторами, ассигнована сотнями тысяч английских фунтов стерлингов, снаряжена на европейский лад. То есть на этот раз русским войскам противостояла в качественном отношении совершенно иная сила шахской Персии.
В Тегеране не делали от своих покровителей большой тайны из планов войны с Россией. Командующий отцовской армией наследный принц Аббас-Мирза намеревался быстрым маршем вклиниться в Закавказье, захватить Тифлис и вытеснить русских из Грузии и Северного Азербайджана далеко за Кавказский хребет и даже за Терек. То есть речь шла о прежних планах, которые можно и было только назвать «наполеоновскими».
На что надеялись и рассчитывали в тот год в Тегеране? Надежды и расчеты строились на «видимой» слабости Российской империи. На востоке вооруженное выступление тайных обществ декабристов восприняли как государственный переворот, который должен был ослабить северного соседа и надолго отвлечь его внимание от Кавказа.
...Война, или иначе — схватка за Эриванское ханство — началась без объявления войны «по-европейски» 19 июля 1826 года. Огромная регулярная 60-тысячная армия, сопровождаемая многотысячной иррегулярной конницей Аббас-Мирзы, подкрепленная войском владельца Эривани, перешла через пограничную реку Араке и «распылилась» тысячами всадников по западной части Северного Азербайджана, став грабить сперва здесь, а потом и на сопредельных грузинских территориях. То есть какой-то определенной цели вторжения в действиях персидских больших и малых ханов пока не просматривалось. Главный удар по пределам России виделся со стороны Карабаха.
Царский наместник на Кавказе генерал от инфантерии А.П. Ермолов, он же главнокомандующий русскими войсками, думается, ожидал такого «поступка» от шаха. Поэтому война какой-то неожиданностью для него не стала, и он приказал действующим войскам Отдельного Кавказского корпуса сходиться к столице наместничества городу Тифлису. Однако по разным причинам этот приказ не смог вовремя дойти до всех полков в местах их квартирования и гарнизонов. Да и к тому же войск для действий в поле набиралось крайне мало.
Персидская конница пошла к городу Елисаветполю (бывшей и сегодняшней Гяндже) и отдельными отрядами появилась в Иверии, всего в 70 верстах от Тифлиса. Одновременно мусульманская конница Гассан-хана Эриванского стала разбойничать на востоке Грузии. Шахские войска при этом старались не ввязываться даже в скоротечные бои с русскими войсками, «употребляя весь свой воинский пыл» над жителями селений и небольших городков.
Когда сведения о событиях в Закавказье дошли до Санкт-Петербурга, император Николай I, еще не остывший после прошлогодних декабрьских событий на Сенатской площади в столице, высказал свое высочайшее неудовольствие действиями заслуженного кавказского полководца. И потребовал от него самых решительных действий для «наказания персиян». Но для того чтобы их «наказать», требовалась достаточная военная сила и — что самое главное в той ситуации — доверие государя. А вот его-то у А.П. Ермолова и не было. Ермолов был известен своим близкими связями со многими декабристами, слыл вольнодумцем и к тому же не поспешил с приведением к присяге на верность новому императору Николаю I кавказских войск. Последнее обстоятельство и решило его судьбу. При императорском дворе вдруг заговорили, что будто бы он сам спровоцировал войну с Персией, чтобы снискать себе новую славу. Из столицы на Кавказ срочно отправляется известный военачальник, герой Отечественной войны 1812 года генерал-лейтенант Иван Федорович Паскевич, который уже успел стать любимцем нового всероссийского самодержца. На первый случай он имел должность «командующего войсками под главным начальством Ермолова».
Паскевичу предстояло заменить на посту тифлисского наместника «опасного» Ермолова, находившегося уже в опале. Тот, всерьез опасавшийся после восстания декабристов своего ареста, понял без лишних напоминаний безвыходность положения. И он написал императору прошение об отставке, которое, естественно, было сразу же удовлетворено. Поданное прошение лишь немного упредило события.
Еще до получения ермоловского письма 12 марта государь предписал начальнику Главного штаба генералу И. И. Дибичу объявить опальному вольнодумцу об отставке. Уведомляя своего наместника на Кавказе об отставке, самодержец писал ему:
«По обстоятельствам настоящих дел в Грузии, признав нужным дать войскам, там находящимся, особого Главного начальника, повелеваю Вам возвратиться в Россию и оставаться в своих деревнях впредь до моего повеления».
Речь шла и об отставке опального полководца, и его ссылке (правда, кратковременной) в деревню, то есть в имение на Орловщине в селе Лукьянчикове. Ермолов после получения отставки прожил в Тифлисе еще месяц, улаживая там различные дела. Ночью 3 мая он навсегда оставил Тифлис. Впереди его ждала царская опала и более тридцати лет вынужденного бездействия. Большую часть этих лет Алексей Петрович прожил в Москве, в своем доме на Пречистенском бульваре.
Увольнение в отставку такой неординарной личности, какой являлся Ермолов, не могло пройти бесследно для внимания российской общественности. Так, известный баснописец И .А. Крылов откликнулся на его отставку двумя баснями — «Конь» и «Булат». В первой из них говорилось о неумении плохого наездника использовать прекрасного боевого коня. Во второй басне рассказывалось о булатном клинке, заброшенном и ржавеющем без пользы делу.
«Гусарский поэт-партизан» Денис Давыдов в своих «Анекдотах о разных лицах, преимущественно об Алексее Петровиче Ермолове» писал следующее:
«...Прибыв в Москву, Ермолов посетил во фраке дворянское собрание; приезд этого генерала, столь несправедливо и безрассудно удаленного от служебного поприща, произвел необыкновенное впечатление на публику; многие дамы и кавалеры вскочили на столы и стулья, чтобы лучше рассмотреть Ермолова, который остановился в смущении у входа в залу. Жандармские власти тотчас донесли в Петербург, будто Ермолов, остановившись насупротив портрета Государя, грозно посмотрел на него!!!»
Впоследствии император Николай I попытался как-то «уладить» отношения с человеком, пользовавшимся необыкновенной популярностью в русской армии и обществе. В 1831 году в Москве состоялась личная встреча государя с опальным полководцем, назначенным членом Государственного совета. В 1837 году отставной А.П. Ермолов за прежние заслуги на ратном поприще был пожалован в генералы от артиллерии. В истории российской императорской армии это был редчайший случай, чтобы полководец имел два звания полного генерала — от инфантерии (пехоты) и от артиллерии.
...Планы, выстроенные в Тегеране, сразу же стали давать сбой. В первые дни главные силы наследного принца Аббас-Мирзы неудержимо продвигались в долину реки Куры к Елисаветполю, чтобы перерезать эту коммуникацию с Тифлисом и затем выйти к столице кавказского наместничества. Но на этом пути персидская армия совершенно неожиданно для себя столкнулась с несгибаемым сопротивлением гарнизона крепости Шуши. Расположенная на высокой скале, она была неприступной и испокон веков являлась оплотом Карабаха. Но главной ее бедой оставалось отсутствие источника воды.
Персы осадили Шушу, в которую они не смогли ворваться с ходу. Осажденный гарнизон и население города при летней жаре оказались в тяжелом положении. 1300 русских солдат (девять рот егерей и один Донской казачий полк при четырех полевых орудиях) под командованием полковника Реута даже и не помышляли о сдаче крепости врагу.
Наследник шахского престола прислал коменданту Шушинской крепости ультиматум. Полковник Реут после его получения издал приказ по гарнизону, в котором писал:
«...Остаюсь совершенно уверенным, что всякий из моих товарищей до конца выполнит воинский долг перед Отечеством».
Еще официально не отправленный в отставку генерал от инфантерии А.П. Ермолов получил собственноручное императорское «Высочайшее предписание выступить немедленно против персиян». Оно было зачитано всему командному составу кавказских войск. В «Предписании» говорилось: «С прискорбием читал Я донесение ваше, Алексей Петрович. Стало, не всегда добрые намерения венчаются успехом, и за скромность и миролюбие наше платят нам коварством. Сколь не избегал Я войны, сколь не избегал оной до последней крайности, но не дозволю никогда, чтобы достоинство России терпеть могло от наглости соседей безумных и неблагодарных. Хотя надеюсь и полагаю, что происшедшие военные действия суть собственное нахальство Сардаря Эриванского, но в государствах, столь благоустроенных, каково Персидское, можно, требуя удовлетворения, и самим оное себе доставлять; а потому, и предписать вам немедленно выступить против Эриванского Сардаря, и Эривань с его областью занять вами; вы и 15 тысяч Русских достаточный мне залог успехов. Прочее увидите в предписании; одно здесь прибавлю: вы Христианский вождь Русский; докажите Персианам, что мы ужасны на поле битвы, но что мирный житель может найти верный покров и всегдашнее покровительство среди стана нашего... Вам искренне доброжелательный Николай».
Императорское «Предписание» прямо указывало на конечную цель войны для России — город Эривань и земли христианской Восточной Армении, находившиеся под персидским владычеством. То есть речь шла об обладании Эриванским ханством.
...Ермолов, как говорилось выше, больших воинских сил в Закавказье не имел. Но он сразу отправил к Елисаветполю отряд генерал-майора князя В.Г. Мадатова, который первым «открыл» боевые действия против главных сил шахской армии, оказавшейся уже у Шамхора. Туда же царский наместник отправил и Паскевича, прибывшего в Тифлис, хотя по плану ведения войны они сразу же «разошлись» во мнениях. Ермолов приказал николаевскому фавориту от Елисаветполя идти на выручку шушинскому гарнизону. Начальнику Главного штаба И.И. Дибичу (будущему генерал-фельдмаршалу Дибичу-Забалканскому) был отправлен рапорт: «...Войска в команде Г. Генерал-Адъютанта Паскевича на сие предназначенные, состоят из двух батальонов Херсонского гренадерского полка, шести рот Грузинского гренадерского, шести рот 7-го карабинерского, одного батальона Ширванского пехотного, и одного батальона 41-го егерского полков, Нижегородского драгунского полка, 700 Донских Казаков и артиллерии 16 батарейных и 8 легких орудий. При войсках будет находиться Грузинской конницы до 600 человек. В настоящих обстоятельствах действия против Аббас-Мирзы есть важнейший предмет, и по числу войск, которыми могу я располагать, я употребил на оный все возможные средства...»
Когда Паскевич соединился с Мадатовым, большое сражение еще не предполагалось. Русское войско у Елисаветполя теперь насчитывало около 7 тысяч человек при 22 орудиях. Оно не шло по численности даже в примерное сравнение с персидской армией. Три дня ушло на заготовление провианта, производство «примерных» маневров для боя. Немногочисленную пехоту разделили на 13 полу- батальонов для лучшего управления ею в случае полевой баталии.
Выступление к Шуше было назначено на 9 часов утра сентября. Но ночью в русский лагерь прибыли два армянина. Один из них служил переводчиком русского языка у Аббас-Мирзы. Они сообщили, что наследный принц, собрав армию воедино, двинулся на Елисаветполь.
Теперь сражения было не миновать. Паскевич приказал выступить навстречу подходившей вражеской армии, чтобы не дать ей возможности избежать столкновения. Боевые порядки русских выстроились в три линии; имелся небольшой резерв. В первой линии в атакующих колоннах расположились 4 полубатальона егерей и пехотинцев Шир- ванского полка с 12 орудиями. Во второй встали 4 полубатальона карабинеров и гренадеров Грузинского полка. Третью боевую линию составил прославленный Нижегородский драгунский полк. На флангах первой линии встали два Донских казачьих полка и иррегулярная конница грузинского и азербайджанского ополчений. На флангах второй линии — два полуба- тальонных каре с двумя орудиями в каждом. Резерв состоял из трех полубатальонов Херсонского гренадерского полка и 6 орудийных расчетов.
Противники встретились в семи верстах от Елисавет- поля. Место встречи и стало полем брани дня 13 сентября года. По случайности сражение разыгралось вблизи могилы знаменитого поэта Древнего Востока Низами. Аббас-Мирза имел в Елисаветпольском сражении 15 тысяч регулярной пехоты и 20 тысяч конницы, то есть имел 5-кратное превосходство в силах. Персидская артиллерия состояла из 25 орудий, не считая большого числа малокалиберных фальконетов, возимых на верблюдах. Почти вся пехота стояла в центре боевого порядка. На флангах наследный принц расположил 6 батальонов сарбазов и конницу. Артиллерия расположилась равномерно по всей линии. Армейские тяжести, чтобы они не мешали походному движению, было приказано оставить за Тертером.
Наследник шаха начальствовал над всей армией и ее центром. Правым флангом командовал его старший сын Магомет (ставший впоследствии правителем Персии), левым — шахский зять Аллаяр-хан.
Еще не успели русские войска остановиться, а их артиллерия произвести первые выстрелы, как персидская армия начала общую массированную атаку, с явным расчетом решить исход битвы одним ударом. Со стороны атака выглядела внушительно: 18 батальонов сарбазов, подойдя в неровных линиях к противнику, открыли ружейный огонь.
Паскевич действовал смело, приказав полубатальонам ширванцев, грузин и егерей ударить в штыки. Их удар поддержал дивизион драгун-нижегородцев. Шахская пехота оказалась разбитой и, преследуемая буквально по пятам, стала отступать. Так уже в самом начале сражения вражеский строй оказался разорванным. Но именно в такой, казалось бы победной, ситуации и наступили критические минуты. Персидская конница и фланговые пехотные батальоны стали обтекать русский строй с флангов. Но и тут генерал Паскевич проявил завидную распорядительность. Он взял из резерва батальон херсонских гренадер, 4 орудия и дивизион драгун, выдвинув эти силы влево. Неприятельское «покушение» было отбито в первой же схватке. Однако на правом фланге ситуация складывалась гораздо опаснее. Здесь конница персов стала всей своей массой теснить чуть более полтысячи казаков и кавказских ополченцев в сторону Елисаветполя. Неприятельские же пехотные батальоны сильно напирали на две роты херсонцев и дивизион драгун-нижегородцев. Те с трудом отбивались, удерживаясь на занимаемой позиции.
Тогда генерал-лейтенант Паскевич решился на рискованный маневр в ходе битвы. Три правофланговых полубатальона карабинеров получили приказ зайти неприятелю в тыл и «пресечь их сообщения». Такие действия оказались на редкость удачными: враг, не упорствуя, начал отходить к близлежащим горам, рассеиваясь в них. Это был новый успех, и два полубатальона гренадер-херсонцев пошли в преследование, погнав перед собой врага ударами в штыки.
Теперь шахские воины думали только о собственном спасении. Их преследование вели отряженные легкие силы генерала Мадатова. Ему удалось на курганах окружить часть неприятельской пехоты, которая несколькими картечными выстрелами была принуждена к сдаче в плен. Преследование велось на расстоянии 12 верст, после чего вследствие усталости людей и лошадей прекратилось.
В непродолжительном Елисаветпольском сражении персы потеряли до двух тысяч человек убитыми и ранеными, 1100 — пленными. Победителям достались два походных лагеря, четыре знамени, одно орудие и один фальконет, 80 зарядных и патронных ящиков. Остальную артиллерию персы заблаговременно увезли благодаря тому, что шахские пушкари в атаку не ходили. События дня свидетельствовали о том, что решительных целей на битву Аббас-Мирза не строил, решив в ней не упорствовать.
Потери победителей оказались небольшими: убито три офицера (среди них известный своей храбростью батальонный командир ширванцев подполковник Греков) и 43 рядовых. Ранено 9 офицеров и 240 нижних чинов.
Елисаветпольская победа дала генерал-лейтенанту И.Ф. Паскевичу славу полководца: 7 тысяч русских разбили 35 тысяч персов, «образованных по примеру европейскому». Он был награжден Золотым оружием — шпагой, украшенной бриллиантами, с надписью: «За поражение Персиян при Елисаветполе». Почти сразу же Паскевич получил производство в генералы от инфантерии.
Следствием Елисаветпольского сражения стало то, что армия наследного принца Аббас-Мирзы на какое-то время перестала существовать: он укрылся за пограничной рекой Араке с одной артиллерией и личной охраной. Его же пехота и конница разбежалась в горном краю, «самостоятельно» пробираясь в последующие дни на ту сторону Аракса.
Оправившись, Аббас-Мирза возобновил военные действия. Во время набега на Карабах персы увели к себе 600 семей местных кочевых жителей с их стадами. Одновременно шахские «агенты возбудили волнения в Ширванском ханстве», которые были подавлены присутствием военной силы.
Тогда Паскевич во главе сильного отряда неожиданно для неприятеля перешел Араке у селения Марельян. «Демонстрация» удалась: Аббас-Мирза сразу же отступил от границы к Ардебилю, прикрывшись конными заслонами. Русские обратили их в бегство, но заходить далеко на иранскую территорию не стали. Было отбито до пяти тысяч голов скота, которые пошли на «мясные порции» войскам.
Через неделю поисковый отряд вернулся на свою территорию, перейдя Араке уже в другом месте. Угнанные карабахские кочевники воспользовались случаем и возвратились домой. Персидские отряды, которые разбойничали в Карабахской, Ширванской и Шекинской провинциях, сочли за благо побыстрее удалиться из них. На этом и закончилась, собственно говоря, кампания 1826 года...
Военная кампания следующего года началась в марте месяце, когда персы возобновили грабительские набеги на сопредельную сторону. Император Николай I потребовал от нового наместника и главнокомандующего на Кавказе начать поход на Персию безотлагательно. Но стояла весенняя распутица, провиант и обозы еще только собирались.
Все же, выполняя волю государя, Паскевич двинул в Эриванское ханство авангардный отряд под командованием генерал-адъютанта К.Х. Бенкендорфа (родного брата А.Х. Бенкендорфа). Такого «шахматного хода» противной стороны персы явно не ожидали. Русские, перенеся все тяготы горного пути, в середине апреля заняли древний армянский город Эчмиадзин и знаменитый Эчмиадзинский монастырь, стоявшие на подступах к Эривани.
Чтобы прикрыть земли Северного Азербайджана от грабительских налетов с территории Южного Азербайджана, царский наместник расположил на Араксе отряд под командованием опытного кавказского генерала Н.П. Панкратьева. Такая мера оказалась достаточно действенной для разбойных шаек: их набеги резко сократились.
Главноуправляющий на Кавказе вошел в сношение с бывшим владельцем Карабаха Мехти-Кули-ханом, удалившимся в Персию еще в 1822 году. Хан этот, опасный своими набегами, кочевал с тремя тысячами семейств и мог во всякое время выставить до четырех тысяч вооруженных всадников. Он принял предложение Паскевича перейти в подданство России и под прикрытием русских войск переселился обратно в Закавказье.
...Обезопасив таким образом свои тылы, Паскевич в начале мая во главе 15-тысячного корпуса, совершив быстрый марш-бросок в горах, соединился со своим авангардным отрядом, который расположился уже под стенами Эривани. Началась блокада крепости; на берегу реки Занги стали возводить батареи. Но прибытие крупнокалиберной осадной артиллерии из России ожидалось только в сентябре.
Паскевич в новой военной кампании воспользовался ермоловским планом, поняв, что без взятия Эривани поход в Персию, на столицу Южного Азербайджана город Тавриз невозможен. Эриванский гарнизон был силен, мог ударить и в спину, и прервать коммуникации с Грузией. Поэтому новому царскому наместнику пришлось согласиться с доводами своего гораздо опытного предшественника, которые ранее им оспаривались.
Суть ермоловского плана состояла в следующем: не задерживаясь под стенами сильной крепости, для начала просто блокировать ее, притом как можно плотнее и небольшими отрядами. Главным же русским силам неуклонно двигаться вперед, стремясь разгромить в поле главное вражеское войско. А затем уже заняться осадой и подготовкой штурма Эривани. К тому же 40-градусная летняя жара, случавшаяся летом в Араратской долине, могла превратить осадные работы в настоящую пытку для солдат-землекопов, лишенных к тому же, как правило, и крыши над головой.
Отчасти Паскевича убедил в правильности ермоловского плана ссыльный декабрист, бывший гвардейский капитан Михаил Пущин. Он отменно знал осадное дело, и потому наместник назначил его главным «техническим» руководителем подготовки будущего штурма Эриванской крепости. Пущин заменил в должности инженера осадных войск нерадивого полковника Литова.
Блокада Эривани была поручена генерал-майору Красовскому. Ему приказывалось удерживать главную позицию в горах около селения Джангули, где свежий воздух благоприятствовал здоровью людей. Такое расположение позволяло прикрывать Эчмиадзинский монастырь, где находились войсковые запасы и госпиталь для больных и раненых. При этом надежно защищались дороги в Грузию. Сам же Паскевич с главными силами двинулся в поход на юг, по долине Аракса, чтобы взять Нахичевань и крепость Аббас-Абад.
Одновременно генерал-майору Панкратьеву, чей отряд располагался на «левом фланге фронта», было приказано защищать коммуникации и препятствовать набегам Магмет-мирзы. Тот стоял за Араксом, имея под своим начальством 12 тысяч шахских войск, преимущественно племенной конницы.
20 июня главные силы русских сосредоточились на речке Гарни-чай, в 50 верстах от Эривани. Паскевич разбил их на две походные колонны. Первой командовал генерал-майор князь И.М. Вадбольский, второй — генерал-лейтенант князь Г.Е. Эристов. Авангардом по-прежнему начальствовал генерал-адъютант Бенкендорф.
В поход через Нахичевань к Аббас-Абаду войска выступили 31 июня. Жара доходила до 43 градусов на солнце, поэтому переход в 72 версты был проделан за шесть дней. Колонны двигались по выжженной полупустыне, с большими обозами и артиллерийскими парками. Дело с питьевой водой обстояло плохо. Но кавказцы, имея на плечах всю походную амуницию, шли бодро, с песнями.
26 июня авангард занял Нахичевань. На противоположном берегу Аракса показался отряд вражеской конницы числом до трех тысяч всадников, которым командовал Наги-хан. Но несколько метких пушечных выстрелов заставили персов уйти с речных берегов в горы. Нахичеваньские кочевники вместе со своим Эксан-ханом приняли подданство России. У них на провиант было закуплено несколько тысяч голов рогатого скота. Заинтересованное в хорошей плате серебряной монетой, местное население стало поставлять в походный лагерь и другие съестные припасы. Лагерь расположили по течению родника Нахи, славившегося чистотой воды. К крепости Аббас-Абад русские подступили 1 июля. В первую же ночь были отрыты осадные траншеи и возведено несколько батарей, вид которых на рассвете привел в изумление вражеский гарнизон, состоявший из двух батальонов пехоты. Крепость возводилась под руководством английских фортификаторов и примыкала к Араксу. Ее ров имел ширину в шесть метров и глубину более четырех метров, хорошо простреливался с флангов.
Пришедший в себя неприятель начал частую стрельбу по осаждавшим. Это сразу же помогло русским пушкарям: выстрелы выказали орудийные амбразуры. Паскевич приказал подавить огонь крепостной артиллерии и одновременно пробить брешь в стене, там, где она виделась тоньше. К вечеру пушки персов замолчали. Русские придвинулись к крепости еще ближе, устроив осадную батарею прямо перед одним из бастионов Аббас-Абада.
Поставленные на батарейные позиции осадного полукольца 24 орудия продолжали громить вражескую крепость. Ее стена во многих местах обрушилась. Вскоре появилась огромная брешь, которую персы по ночам уже не успевали заделать. Но шахский гарнизон упорствовал, надеясь на скорую помощь от Аббас-Мирзы.
Действительно, уже вскоре наследный принц, собрав в Хое 16-тысячное войско, показался перед русским авангардом. Тогда генерал от инфантерии Паскевич, оставив в осадном лагере часть сил, двинулся навстречу Аббас-Мирзе. Он взял с собой для битвы всю кавалерию, 8 батальонов пехоты и всего несколько полевых орудий. Едва форсировав реку Араке, русские оказались под ударом шахской конницы. Однако драгуны, уланы и казаки-донцы отразили конную лаву, а подоспевшая пехота вынудила ее уйти с речного берега.
Аббас-Мирза не ожидал, что противник нападет на его походный лагерь. Но русские, совершив по каменистому руслу марш-бросок в 15 верст, неожиданно обрушились на персов и обратили их в «полное» бегство. Отличились нижегородские драгуны, которые в преследовании захватили два шахских знамени, на одном из которых красовалась многозначительная надпись: «Победное».
Этот бой вошел в историю войн на Кавказе, как дело у ручья Джеван-Булак. Персы потеряли только убитыми до 400 человек, среди которых оказалось три хана Каджаров, шахских родственников. Победителям, потерявшим трех офицеров и 38 нижних чинов, в качестве почетного трофея досталось любимое драгоценное ружье Аббас-Мирзы вместе с его оруженосцем. Сам наследный принц на резвом иноходце сумел уйти от преследовавших его донских казаков.
После победы у ручья Джеван-Булак отряд Паскевича вернулся к Аббас-Абаду. Ее гарнизон узнал о поражении шахского наследника от отпущенного знатного пленника. Комендант крепости сардар Магмет-Эмин-хан попытался схитрить, запросив три дня на размышления. Под вечер персидский гарнизон капитулировал.
Церемония капитуляции состоялась в семь часов утра 7 июля. Оружие сложили 2700 человек. Трофеями победителей стали 23 орудия. После торжественного молебна из них был произведен победный 101 пушечный выстрел. После войны император Николай 1 подарит наследному принцу Аббас-Мирзе все трофейные орудия Аббас-Абадской крепости. Немалое удивление победителей вызвал вид одного из бастионов: огромная брешь в нем была заложена большими мешками бумаги из хлопчатника.
За крепость Аббас-Абад генерал от инфантерии И.Ф. Паскевич удостоился ордена Святого Владимира 1-й степени.
...Русские войска в главных силах вернулись под Эриванскую крепость. За время их отсутствия там произошли серьезные события. Сперва местный Гассан-хан совершил сильную вылазку и попытался овладеть Эчмиадзинским монастырем. Но ничего путного у него из этой затеи не вышло. Тогда он запросил скорой помощи у Аббас-Мирзы. Тотдей- ствительно быстро пришел на помощь осажденным, имея 10 тысяч пехоты и 15 тысяч конницы при 22 орудиях. Персы обошли стороной русский осадный лагерь и расположились у селения Аштарак на эчмиадзинских равнинах. Эриванский гарнизон вторично подступил к монастырю.
Отряд генерал-лейтенанта Красовского оказался в крайне затруднительном положении. Требовалось срочно помочь Эчмиадзину, но дорогу к нему перекрыла неприятельская армия, занимавшая к тому же крепкую позицию между обрывистым берегом речки Абарони и горой Алагез. Это не смутило Красовского, и он смело пошел на выручку осажденному Эчмиадзинскому монастырю.
Он мог взять с собой всего лишь около двух с половиной тысяч бойцов: четыре пехотных батальона, пять сотен казаков и 12 орудий. Однако за ночь русский отряд, двигавшийся по узкой горной дороге, не успел миновать вражескую позицию. Утро застало его у входа в ущелье вблизи селения Аштарак. Аббас-Мирза уже поджидал противника на противоположном речном берегу.
В надежде пробиться через вражеский заслон генерал-лейтенант Красовский приказал продолжить движение. Персы позволили русским втянуться в ущелье, после чего открыли с фланга губительный огонь из всех своих 22 орудий. Одновременно их многотысячная конница зашла в тыл русскому отряду: так кавказцы оказались в окружении. Завязался кровопролитный для обеих сторон бой.
Русским, обремененным большим обозом и артиллерией, оставалось только одно — пробиваться вперед. Отряд Красовского пробился к Эчмиадзинскому монастырю дорогой ценой, потеряв убитыми и ранеными половину своего состава и почти весь обоз. Но к нему на выручку уже, поспешая, подходили главные силы Паскевича. Узнав об этом, Аббас-Мирза сразу же отступил от Эривани к реке Араке, остановившись походным лагерем у замка Каракалы. 5 сентября кавказский главнокомандующий прибыл в Эчмиадзин. Там уже находилась осадная артиллерия, прибывшая наконец-то из России.
...Началась «правильная» осада Эриванской крепости. Сперва Паскевич решил овладеть Сардар-Абадом — преддверием Эривани, в котором затворился двухтысячный ханский гарнизон. Он засел за крепкими, почти всюду двойными стенами. 13 сентября осаждавшие стали подводить к нему через обширный сад траншеи. Заметив это, персы совершили вылазку и стали вырубать сад, но их загнали обратно за крепостные стены картечью.
14 сентября подтянутая к Сардар-Абаду осадная артиллерия открыла огонь. В ходе бомбардировки рухнула одна из башен, образовалось несколько больших брешей.
19 сентября из крепости вышел ханский парламентер, просивший три дня на раздумья. Ему дали 24 часа, угрожая в противном случае штыковой атакой. С наступлением ночной темени Гассан-хан сумел улизнуть через противоположные к русскому лагерю ворота Сардар-Абада и бежал в близкую Эривань.
Беглецов в ночи преследовали и достаточно удачно: ханские отряды были рассеяны в горах. Их потери составили полтысячи человек убитыми и 250 — пленными. В Сардар- Абаде нашлось 16 разнокалиберных орудий, а самое главное — огромные хлебные запасы, в которых осаждавшие стали испытывать большую нужду.
24 сентября Паскевич лично провел рекогносцировку Эриванской крепости. Она не зря считалась в Персии одной из сильнейших. Расположенная на крутом берегу Занги крепость имела двойные стены с башнями и водяной ров. К югу, на расстоянии в четверть версты, располагался сам город, окруженный крепкими каменными стенами. Эриванский гарнизон состоял исключительно из мусульман: ханских дружинников и шахских сарбазов.
Царский наместник приказал войскам подтянуться к Эривани. Они усилились национальными формированиями. Еще в мае 1827 года он предписал тифлисскому губернатору Сипягину приступить к формированию добровольческих батальонов из местных жителей — армян и грузин. Тот набрал три дружины добровольцев: две армянские и одну грузинскую. Они, выступив из Тифлиса к Эривани, значительно выросли по пути. Так, 1-я армянская дружина численностью в 117 человек пришла в составе уже почти тысячи человек.
Первая пробная бомбардировка осажденной крепости прошла в ночь на 26 сентября: орудия метали бомбы. В следующую ночь заложили осадные траншеи под сильнейшим огнем из крепости, на который приказывалось не отвечать ни одним выстрелом, чтобы не прерывать инженерные работы и возведение осадных батарей.
Пушечная канонада потрясла эриванские стены уже 28 сентября. Жители стали умолять хана Гассана, так удачно спасшегося из Сардар-Абада, сдать город. Но тот, гордясь успешной защитой крепости от русских в 1808 году, не терял надежды получить помощь от Аббас-Мирзы и силой подавил ропот армянской части горожан. Правда, до поры до времени.
По тем временам Эриванский хан считался лицом значительным в обширном Персидском государстве. Как правителю ключевого приграничного ханства, ему было присвоено высокое воинское звание сардара. В иранской иерархической лестнице он являлся третьим человеком. Гассан-хан носил также титул «беглербея», что давало ему от имени шаха неограниченные полномочия. Он имел собственное войско, двор и диван (ханский совет). И полное право на жизнь своих подданных армян. Весь существующий строй в Эриванском ханстве держался на неограниченной власти правителя и страхе. Шариатский суд лишь освящал его.
В своих путевых заметках А.С. Грибоедов, хорошо знавший механизм власти в Персидской державе, так характеризовал систему управления в Эриванском ханстве:
«Лестница слепого рабства и слепой власти здесь беспрерывно восходит от бека, хана, беглербея и каймака и, таким образом, выше и выше».
Мощь бомбардировки осадными орудиями быстро дала о себе знать: юго-восточная башня с частью крепостной стены рухнула через сутки. 29 сентября наместник Кавказа предложил Гассан-хану сдать крепость на условиях свободного выхода шахского гарнизона. Правитель и тиран Эривани ответил гордым отказом. Он попытался привлечь к обороне города армян, но безуспешно. Те не хотели ни защищать Эривань от русских, ни укреплять его.
Тем временем осадные траншеи подводились все ближе и ближе к стенам крепости. Возводились новые осадные батареи. От их огня в крепостной ограде появились новые проломы. Беспрерывность и грохот артиллерийского огня поколебали стойкость осажденного гарнизона. Хан выслал парламентеров с изъявлением своего согласия сдать крепость, но просил подождать решения наследника тегеранского престола. Хитрая уловка не удалась. Теперь уже Паскевич потребовал сдачи Эривани без всяких условий.
Всю ночь 1 октября шла артиллерийская дуэль. Кавказский главнокомандующий приказал подвергнуть крепость сильной бомбардировке, чтобы разрушить ее укрепления и тем самым обеспечить успех предстоящего штурма. Одних бомб было брошено 900 штук. Пожары охватили Эриванскую крепость, освещая округу. На рассвете пальба утихла, и персы увидели, что осадные траншеи дошли до крепостного рва. Очевидец писал: «Я бы желал, чтобы ты сам лично был свидетелем сей... картины! Нет слов описать ее в полной силе! Скажу тебе только, что все четыре стены Эривани, мало сказать, были освещены как нельзя более, нет! Они, казалось мне, все были огненные и сыпали на себя град ружейных и картечных пуль! В это же время до сорока наших разнородных орудий не огонь — ад открыли против крепости! Двадцатичетырехфунтовые пушки по части разрушенной стены стреляли картечами, а остальные громили ее бомбами, ядрами и гранатами. Только соедини в воображении своем все это вместе, и прибавь еще к тому с обеих сторон гром выстрелов, трески шум разрушающихся стен, строений, визг пуль, ядер, дикий крик гарнизона».
Картина артиллерийской подготовки штурма действительно впечатляла. Ядра и бомбы проделывали в стене новые бреши. Ханские воины в страхе, что русские сейчас в колонннaxпойдут на приступ, спешно занимали проломы, стараясь хоть как-то заделать их бревнами и камнями. Тогда осадные батареи стреляли уже картечью на поражение людей.
Эриванский властелин, видя неизбежность падения крепости, колебался. Он откровенно боялся мести шаха за сдачу Эривани. Гассан-хан все еще надеялся на выручку от иранской армии: до Аракса, как говорится, было для конницы рукой подать.
Пока Гассан-хан так раздумывал, в городе произошло «возмущение». Сотни армян, вооружившись чем попало, бросились на крепостные стены, прогнали с них почти без сопротивления ошеломленных сарбазов и стали размахивать белыми платками. Русские же войска стояли под крепостью вготовности к штурму.
Видя, что творится на крепостных стенах, русская пехота через бреши и отворенные жителями ворота вошла в город. Сопротивления со стороны персов встречено не было. Шесть рот лейб-гвардии Сводного полка (из сосланных на Кавказ нижних чинов полков, участвовавших в восстании декабристов) стали занимать караулами стены и башни Эриванской крепости, посты у замолкших орудий. Сильный отряд занял северные городские ворота, чтобы пресечь возможную попытку ханского войска прорваться сквозь кольцо осадных войск.
Крепость пала тогда, когда через несколько часов после входа русских в город сардар Гассан-хан, его телохранители и собравшиеся у главной мечети три тысячи сарбазов в молчании сложили оружие.
Эриванцы-армяне высыпали на улицы, приветствуя своих избавителей. Просветитель-демократ Хачатур Абовян в романе «Раны Армении» так описал волнующую картину вступления русских войск в древнюю Эривань:
«Солдаты стали входить в крепость, а в тысячах мест, в тысячах окон люди не в силах были рот открыть, — так душили их слезы. Но у кого было в груди сердце, тот ясно видел, что эти руки, эти застывшие, окаменевшие, устремленные на небо глаза говорят и без слов, что и разрушение ада не имело бы для грешников той сцены, что взятие Эриванской крепости для армян...
Старики, дети, девушки, старухи... бросаются на шею солдатам и замирают у них на груди в душевном умилении. С тех пор как Армения потеряла свою славу, с тех пор как армяне вместо меча подставили свою голову, не видели они такого дня, не испытывали подобной радости».
Победа русского оружия и освобождение Эривани от персов-мусульман вызвали самой широкий отклик от армян- изгнанников с родной земли, вынужденных бежать в чужие страны. Так, армяне из далекой Индии писали архиепископу Нерсесу Аштаракскому:
«Армения воскресла из пепла... солнце жизни взошло над Араратской долиной... и в этом наша нация обязана человеколюбивой московской нации, среди которой мы всегда можем жить безопасно и защищенно».
Столь же горячий отклик освобождение Эривани вызвало и у других народов Закавказья. Они веками страдали от нашествий персидских полчищ, когда их земли предавались безжалостному мечу и всепоглощающему огню. Тысячи и тысячи людей, угоняемых в рабство в ненавистную Персию, бесследно исчезали для родины. Теперь же историческая ситуация для Восточной Армении менялась в корне.
Православная грузинская и армянская григорианская церкви во второй Русско-персидской войне оказали войскам России самую деятельную поддержку Так, архиепископ Нерсес Аштаракский еще 29 июля 1826 года обратился с воззванием к армянскому народу, призывая «вместе с полками воинства Российского... в случае необходимости не пощадить и последней капли крови нашей».
Примечательно, что православное духовенство не только призывало народ к вооруженному сопротивлению персам, но и становилось во главе добровольческих отрядов. Одних из них доблестно возглавлял шамшадинский епископ Г. Манучарян, который, как и Нерсес, участвовал в боях с шахскими войсками еще во время наместничества князя Цицианова. Лишь архиепископ Саркис, захваченный в плен персами, был принужден ими обратиться к бесстрашным защитникам Шуши с призывом сдаться. И простой народ ему этого не простил...
Победители взяли в Эриванской крепости богатые трофеи: знамена, 38 пушек, две гаубицы, 9 мортир, 50 Фальконетов, тысячи единиц холодного и огнестрельного оружия, полторы тысячи пудов пороха и много артиллерийских снарядов. В главном пороховом погребе удалось вовремя найти и погасить горящий факел: мощный взрыв в самом центре крепости мог лишить жизни многих людей. На гарнизонных складах хранилось до четырнадцати четвертей муки, зерна и круп, достаточных кавказцам на пять месяцев.
В плену оказалось много знатных персов: сам эриван- ский сардар, много ханов, в том числе Касум-хан, командир батальона шахской гвардии. Комендант крепости Суван- Кули-хан был пойман в одном из подземелий. Победители за время осады потеряли убитыми и ранеными всего 52 человека, в том числе трех офицеров.
Главнокомандующий на Кавказе И.Ф. Паскевич за знатную победу удостоился полководческой награды — ордена Святого Георгия 2-й степени. В наградном рескрипте говорилось:
«За отличное мужество, твердость и искусство, оказанные при покорении Сардар-Абада и важном завоевании знаменитой в Азии крепости Эривани».
Так пал давний оплот персидского владычества в Закавказье — Эриванская крепость. Значение победы русского оружия царский наместник на Кавказе и полководец Иван Федорович Паскевич отметил такими словами:
«Самое приобретение Эривани, по знаменитости ее, по сосредоточению в ней торговли персидской и турецкой, по местоположению на границе трех государств доставляют нам выгоды неизъяснимые».
...Восточная Армения — Эриванское ханство — вошла в состав Российской империи. Было создано временное правление во главе с распорядительным генерал-лейтенантом А.И. Красовским. Ему давалась власть областного начальника и командующего войсками Эриванской области. Для «пособия» в состав правления вводились архиепископ Нерсес и комендант крепости Эривань подполковник Бородин.
Война продолжалась. В городе ставился сильный русский гарнизон. В него вошли четыре полка 20-й пехотной дивизии с ее штатной артиллерией, пионерская (саперная) рота, два казачьих полка, дивизион улан и добровольческие формирования — армянское и грузинское пешие ополчения, отряд азербайджанской милиции. Ожидалось, что неприятель предпримет попытку вернуть себе теперь уже бывшее Эриванское ханство.
В ходе второй Русско-персидской войны наместник Паскевич постарался взять под контроль события, происходящие в Закавказье. В сентябре 1827 года он получил надежного помощника. Император Николай I своим указом прикомандировал к собственной канцелярии шефа корпуса жандармов А.Х. Бенкендорфа, в качестве чиновника для специальных поручений служащего МИДа Х.Е. Лазарева.
Выходец из известной армянской семьи, он на собственные средства организовал Московский институт восточных языков.
По заданиям Паскевича Лазарев организовал сбор информации о положении в Персии, в самом Закавказье, в соседней Оттоманской Порте. Донесения дублировались и ложились на стол самому государю.
Для решения вопросов, связанных с Закавказьем, высочайшим указом создается так называемый комитет 1827 года. Его возглавил управляющий штаба Его Императорского Величества граф Толстой. В состав комитета вошли малороссийский военный губернатор князь Репнин-Волконский, командир поселенного резервного корпуса граф Витт и начальник штаба военных поселений генерал Клейнмихель.
Комитет выдвинул проект укрепления границы с Персией: предлагалось переселить туда 80 тысяч малороссийских казаков, что позволило бы государству создать защитный пояс из христиан среди иноверцев. И хотя в столице России такой план получил одобрение, император Николай I утверждать его не стал.
Паскевич, как наместник на Кавказе, выдвинул, познакомившись с планом комитета графа Толстого, встречное предложение. Он предложил присоединенные к России Эриванское и Нахичеванское ханства отдать в качестве «царской награды» тем местным ханам, которые доказали свою верность империи. Императорский фаворит вообще негативно относился к отмене своим предшественником А.П. Ермоловым ханского правления в закавказских провинциях с мусульманским населением. Однако такое предложение одобрения в Санкт-Петербурге не получило...
Овладение Эриванским ханством не привело к окончанию Второй персидской войны. Понимая это, Паскевич выступил в поход на столицу Южного Азербайджана город Тавриз. Первым «искать» неприятеля на персидскую территорию двинулся авангардный отряд генерал-лейтенанта
Эристова. Он, беспрепятственно переправившись через Араке, прошел Дорадинское ущелье и занял город Маранд. Местное азербайджанское население встречало русские войска дружественно.
Стало известно, что Аббас-Мирза стоял всего в 20 верстах, в городе Хое. Положение его виделось плачевным: шахская армия таяла прямо на глазах наследного принца. Сарбазы разбегались куда глаза глядят толпами: на них не действовали ни кары, ни увещевания. Скоро в Хое осталось всего три тысячи человек с 12 орудиями. С такими силами продолжать войну смысла не виделось.
Первый министр шаха Аллаяр-хан пытался наладить оборону Тавриза. Но его усилия оказались тщетны: из 60 тысяч горожан, способных носить оружие, в армию записались единицы. Хан при мобилизации пошел на крайние меры. Нарушителям его приказов отрезали уши и носы, выкалывали глаза. Но количество желающих сразиться с «неверными» от этого почти не прибавлялось.
Тем временем отряд князя Эристова подошел к Тавризу. 13 октября, приказав палить из пушек, Аллаяр-хан вывел свое 6-тысячное войско для боя за крепостные стены города. Но после третьего пушечного выстрела (!) со стороны русских шахская пехота разбежалась, а персидская конница и «ожесточенная чернь» дружно бросились... грабить дворец наследного принца Аббас-Мирзы, охрана которого «исчезла».
Аллаяр-хан, лишившийся войска и устрашенный беспорядками в городе, укрылся в одном из домов на его окраине. Перед этим к нему явился в сопровождении большого числа мулл глава азербайджанского духовенства тавризский муштеид (муджтахид) Ага-Мир-Феттах, тайный враг правящей шахской династии Каджаров. Он потребовал не защищать Тавриз, чтобы избежать кровопролития. Но Аллаяр-хан приказал спрятать ключи от запертых городских ворот. Тогда муштеид обратился к верующим с призывом разломать крепостные ворота, что и было сделано. Из них навстречу русскому авангардному отряду вышла процессия духовных лиц и знатных горожан. Князь Орбелиани приказал генерал-майору Н.П. Панкратьеву с частью сил под барабанный бой и полковую музыку занять тавризскую цитадель, главный же походный лагерь расположился перед крепостными стенами. На всякий случай к дому английских посланников приставили караул.
Без труда был разыскан Аллаяр-хан, который вместе с талышским ханом Кельб-Гуссейном оказался в плену. Тавризскими трофеями русских стали два знамени, 31 пушка, 9 мортир, два фальконета, до трех тысяч ружей, местный арсенал и запасы провианта, литейный завод по производству артиллерийских снарядов и... «повелительный» жезл наследного принца Аббас-Мирзы.
Генерал от инфантерии Паскевич с главными действующими силами кавказских войск подошел к Тавризу несколько позднее. Его торжественно встретила депутация во главе с тавризским военным губернатором, который пообещал обеспечить русских продовольствием. В городе царский наместник получил письмо от шах-задэ Аббас-Мирзы, в котором тот впервые заговорил о возможности мирного завершения войны: он откровенно боялся, что его «вотчина» — Южный Азербайджан — выйдет из повиновения: добровольцы из числа местных жителей стали присоединяться к войскам противника, а в городе Ардебиле восставшее население даже разоружило шахских сарбазов. Жители Тавриза открыто праздновали свое освобождение из-под власти ненавистных Каджаров. Персидские войска поспешно оставляли территорию Южного Азербайджана, уходя с них на юг. Русские за время похода по ту сторону Аракса силой взяли три крепости, не считая добровольно сдавшегося Тавриза. Трофеями стали 112 пушек, не считая мортир и большого числа фальконетов. Сложили оружие девять батальонов обученной по- европейски шахской пехоты. В плену оказались два сардара и 12 ханов. Вся остальная персидская армия попросту разбежалась. Сам Фетх-Али-шах в великом страхе перед дальнейшим продвижением русских на юг оставил собственную столицу Тегеран.
Аббас-Мирза, не имея на то отцовского слова, решил начать переговорный процесс. К Паскевичу был отправлен Каймакам, третье лицо в иранском кабинете министров. Он имел тайное поручение взбунтовать против русских жителей Тавриза. Но от лазутчиков кавказскому наместнику стало известно о таком тайном задании посланника: он приказал задержать его в семи верстах от города и под почетным караулом препроводить в местечко Карашелик. Для ведения предварительных переговоров туда был отправлен действительный статский советник Обрезков.
Стороны договорились о встрече Паскевича с наследником шаха на Марагской дороге в Дехкоргане, в 60 верстах от Тавриза. При этом русская сторона решительно отказалась от навязчивого посредничества дипломатов из английской миссии в Персии. По этому поводу главнокомандующий на Кавказе докладывал в Санкт-Петербург:
«Англичане не скрывают своего опасения, что Азербайджан по всей справедливости может за нами остаться, и тогда могущество их истинного союзника рушится. Здесь, в Тавризе, в корне их настоящего влияния, кроме Аббас- Мирзы, несмотря на расточительность их дипломатов, никто их не только покровительствовать, но и терпеть не будет; с утратой Азербайджана английские чиновники могут сесть на корабли в Бендер-Бушире и возвратиться в Индию».
Обрезков выставил противной стороне следующие условия: мирные переговоры могут начаться только после ухода всех шахских войск в саму Персию южнее озера Урмия, а русские войска занимают весь Южный Азербайджан. В противном случае военные действия возобновлялись. К тому времени создается управление этим краем. Отряд генерал-лейтенанта Вадбольского направился к крепости Ардебиль, где хранилась немалая часть запасов неприятельской армии.
24 октября генерал от инфантерии Паскевич устраивает в Тавризе военный парад. На него специально приглашается из Тегерана английский посланник при шахском дворе полковник Джон Макдональд. Он не скрывал своего изумления выправкой и бодростью кавказских войск, состоянием их артиллерии. Главному военному советнику шаха «предоставили возможность» увидеть, как рота пионеров и пехотный батальон занимаются исправлением дорог, идущих от Тавриза.
Шах-задэ согласился со всеми предложениями противной стороны, высказанными Каймакаму относительно переговоров. Аббас-Мирзе, любителю пышных церемоний, на равнине близ озера Урмия была устроена самая торжественная встреча, которой тот оказался откровенно доволен. Официальным уполномоченным России на переговорах стал прибывший с берегов Невы дипломат А.С. Грибоедов.
Переговоры для победителей в войне складывались трудно. Грибоедов, среди прочего, потребовал уплаты военной контрибуции в сумме 20 миллионов рублей и значительных территориальных уступок России, то есть Эриванского и Нахичеванского ханств. Только 28 ноября Аббас-Мирза согласился на удовлетворение этих требований.
Пока в Дехкоргане шли мирные переговоры, в Тегеране английские дипломаты трудились не покладая рук. Свое слово сказал и Стамбул, который после Наваринского морского сражения усердно готовился к очередной Русско-турецкой войне. В итоге шах приказал задержать уже отправленные контрибуционные деньги, лишил сына-наследника всех полномочий для ведения мирных переговоров и отказался утверждать предварительное соглашение, достигнутое в Дехкоргане. Война грозила вот-вот возобновиться. Для продолжения переговоров с русским командованием из Тегерана выехал шахский министр иностранных дел Абдуль-Хасан-хан, получавший от английской миссии ежегодное жалованье в три тысячи золотых туманов. Под предлогом «нездоровья» он добирался до Дехкоргана целых 22 дня и прибыл к столу переговоров только 5 января 1828 года.
Но к его встрече генерал от инфантерии Паскевич успел хорошо подготовиться. Левый фланг кавказских войск по его приказу продвинулся в Мешхинское ханство. Это давало им возможность в случае возобновления войны сразу же стеснить неприятеля. На последнем свидании с наследным принцем наместник Кавказа сказал ему прямо:
— Я давно примечал, что персияне хотят меня провести, и нарочно казался отдавшимся в обман. Но мое молчание происходило только оттого, что наш левый фланг был еще позади. Теперь мы готовы идти дальше, к шахской столице...
Абдуль-Хасан-хан на первых беседах не хотел и слышать о требованиях русской стороны. Тогда «сардар белого царя» объявил достаточно «громогласно» о походе на Тегеран. Кавказские войска начали продвижение вперед на всю ширину своего фронта. Шахская армия при этом себя не «проявляла». Занимается город Урмия. Сдается 2-тысячный гарнизон Ардебиля, имевший 27 пушек (из них 4 оказались русскими, захваченными персами в Ленкорани) и которым командовали сыновья наследного принца Мехмет-мирза и Джангир-мирза.
Тем временем главные силы кавказских войск во главе с Паскевичем двигались по прямой дороге на Тегеран. Царский наместник по пути всячески поддерживал недовольных шахской властью. Более того, тавризский муштеид открыто пообещал выставить против Каджаров на стороне России 12 тысяч азербайджанской конницы. Положение Фетх-Али-шаха стало критическим. О продолжении войны за неимением армии не могло быть и речи. Персидская держава разваливалась изнутри: в ней уже начались вооруженные междоусобицы, в которые на стороне врагов династии Каджаров могли запросто вмешаться русские штыки.
Договаривающиеся стороны съехались в деревушке Туркманчай по дороге из Тавриза в Тегеран. Здесь в 12 часов ночи с 9-го на 10 февраля 1828 года и был подписан Туркманчайский мирный трактат между Россией и Персией.
Историки часто задаются вопросом: почему именно в двенадцать часов. Астролог шах-задэ посчитал это время самым благоприятнейшим для своего хозяина. Паскевич против мнения придворного звездочета ничего не имел. Мирный договор от имени своих государств подписали наследный принц Аббас-Мирза и царский наместник на Кавказе генерал-адъютант И.Ф. Паскевич. Туркманчайский трактат о мире состоял из 16 статей, важнейшими из которых являлись следующие:
Согласно 3-й статье Персия «уступала Российской империи в совершенную собственность ханство Эриванское по сю и по ту сторону Аракса и ханство Нахичеванское». Теперь российская граница в Закавказье проходила по реке Араке.
По статье 6-й Россия получала от побежденной стороны 20 миллионов рублей серебром военной контрибуции (10 ку руров или 5 миллионов туманов). Большая часть требуемых денег была уже выслана из Тегерана.
Статья 8-я подтверждала свободу мореплавания русских на Каспии и исключительное право России иметь здесь военный флот.
По мирному договору стороны в течение четырех месяцев обязаны были освободить всех военнопленных. Давалось «совершенное и полное прощение» всем жителям Южного Азербайджана, которые оказывали поддержку русским войскам. Российская сторона признавала за шах-задэ Аббас-Мирзой из династии Каджаров законное право на наследство отцовского престола.
Военная контрибуция оказалась непосильным бременем для шахской казны. Прием денег (8 куруров) победителями затянулся до 4 марта. Женам Фетх-Али-шаха и его придворным пришлось сдать в казну бриллиантовые пуговицы. В переплавку пошли золотые дворцовые канделябры. Шаху пришлось даже заложить свой трон. На восьмом куруре финансовые возможности Персии оказались исчерпанными. Тогда Паскевич приказал генерал-майору Панкратьеву с сильным отрядом оставаться на иранской территории и ожидать доставки двух последних куруров военной контрибуции.
Кавказские войска в походных колоннах начали покидать персидскую территорию. 8 марта город Тавриз был «возвращен» его прежнему владыке Аббас-Мирзе. По реке Араке встала дозорами российская пограничная стража...
За убедительную и скорую победу во второй Персидской войне полководец Иван Федорович Паскевич удостоился «графского достоинства Российской империи со славным проименованием Эриванского». Он получил в награду миллион рублей серебром из сумм, поступивших в счет военной контрибуции. Правда, государственное казначейство выдало ему этот наградной миллион в основном ассигнациями.
Фетх-Али-шах наградил своего победителя — графа Паскевича-Эриванского орденом Льва и Солнца, украшенного бриллиантами, на такой же цепи, стоимостью в 60 тысяч рублей. Это была высшая орденская награда Персии.
По высочайшему указу 15 марта 1828 года учреждается специальная серебряная наградная медаль, впервые отчеканенная диаметром 26 миллиметров. На ее обратной стороне шла трехстрочная надпись «За = персидскую = войну» с узорной подчеркивающей линией под ней. На лицевой стороне, по обе стороны поля медали, изображены полувенком две лавровые ветви, перевязанные внизу лентой, между которыми указаны в две строки даты войны — «1826, 1827 и 1828». Над ними, в самом верху медали, — лучезарное «всевидящее око».
Медаль предназначалась для награждения только участников военных действий, как нижних чинов, так и офицеров. Носилась она на комбинированной Георгиевско-Владимирской ленте. Кавалеристы награждались медалью с несколько измененным рисунком. «Предшественницами» этой награды за вторую Русско-персидскую войну были медали «В память 1812 года» и «За взятие Парижа 1814 года».
Завершение Персидской войны победой император Николай I отметил высочайшим приказом по Отдельному Кавказскому корпусу. О наградной медали в нем говорилось следующее:
«...Да послужит знак сей памятником мужества и примерного кроткого поведения вашего. Да будет он новым залогом верной службы Российского войска и Моей к вам признательности».
...Как царский наместник на Кавказе, где на его северных склонах шла война с «немирными» горцами, генерал от инфантерии Паскевич-Эриванский спешил укрепить новую границу с Персией, которая никогда в истории спокойствием не отличалась. Даже в мирное время для несения пограничной охраны требовалось значительное число людей, прежде всего казаков — исторических порубежников старой России. Все же кавказский наместник скоро нашел выход из положения.
Было принято предложение генерала А.И. Красовского на мирное время создать армянский легион из 1500 человек пехоты и 500 человек конницы. Император с таким предложением согласился, и уже в конце февраля 1828 года началось формирование Эриванского армянского батальона и 1-го конного армянского полка.
...Весной 1828 года всем и в России, и в Персии казалось, что вторая Русско-иранская война закончилась победно для русского оружия и столь убедительно, что нового столкновения на берегах Аракса еще долго не предвидится. И что все человеческие жертвы победителями уже принесены на алтарь Отечества. Однако небо над Закавказьем и сопредельными землями спокойствием не дышало. Вскоре едва не выспых- нула третья по счету война между Россией и Персией.
В Тегеране по ходатайству И.Ф. Паскевича-Эриванского сменился министр-резидент России в Персии. Им был назначен троюродный брат жены кавказского наместника Александр Сергеевич Грибоедов. Собственно говоря, новое назначение отвечало и его желаниям. Его предшественником с ермоловского времени был венецианец, медик по образованию С.И. Мазаревич, умный и «отлично-спокойный» дипломат.
Грибоедов непродолжительное время состоял советником при Мазаревиче. Будучи человеком блестящего ума и превосходных способностей, прежде всего литературных, он на посту первого лица в российском посольстве оказался «бесполезным для службы» в мусульманской стране.
Считается, что действия Грибоедова — пылкого по характеру известного дуэлянта и крайне неосмотрительного посла страны-победительницы — возбудили вскоре негодование лично против него Фетх-Али-шаха и персов, как знати, так и «базарной черни», религиозных фанатиков. Повод для озлобления и жажды мщения Грибоедов дал сам. Дело состояло в следующем.
Туркманчайский мирный договор строго предусматривал обмен военнопленными. В своей массе это были персы, среди которых насчитывались десятки ханов и беков. Но в статьях трактата о мире ничего не говорилось о людях, которые были захвачены в рабство на закавказских землях, особенно в Грузии, в давних персидских вторжениях. Учету они практически никакому не поддавались, о местонахождении таких полоняников родственники имели известия в самых редких случаях.
Побеги из чужеземья на родину были опасны и потому редки. Из рабства выкупались почти исключительно люди богатые. Правда, духовенство Грузии и Армении часть своих средств тратило на выкуп обездоленных рабов, используя для этого самые различные пути.
Пример такого человеколюбия подавала во все времена Русская православная церковь. Так, она долгое время занималась выкупом российских воинов, которые оказались в плену в ходе русско-турецких войн и которых османы, как рабов, старались упрятать в свои самые отдаленные провинции — пашалыки, прежде всего в страны Магриба. Так в Северной Африке тогда назывались три современных государства — Марокко, Алжир и Тунис. Поиском и выкупом русских военнопленных, и отправкой их на родину занимались монахи-странники и российский консул в Гибралтаре.
Грибоедов как полномочный посол вознамерился вернуть в Грузию и Армению как можно больше полоняников, считая, что они теперь имеют полное право на российское подданство. Но с точки зрения дипломатии того времени вопрос этот смотрелся как крайне запутанный и трудно разрешимый. Вопреки советам и предостережениям своего переводчика-армянина, хорошо чувствовавшего ситуацию, Грибоедов самым категорическим образом потребовал выдачи нескольких подданных своей страны. Это были женщины, взятые в плен во время одного из последних вторжений персов в Грузию. Известно было, что они находились в гареме Аллаяр-хана в должности прислужниц.
Но Аллаяр-хан был не просто местным аристократом, а зятем шаха, то есть членом правящей династии Каджаров. Поэтому в Тегеране претензии к нему со стороны российского посла были однозначно расценены как оскорбление особы самого персидского монарха. Об этом кричали на всех столичных базарах, которые являлись многие столетия средоточием политической жизни главного города Персии. Именно на тегеранских базарах обычно начинались народные волнения и восстания, мятежи против власти, происходили частые кровопролития.
Наверное, Грибоедову это надо было предвидеть. Требования его, вероятно, были предъявлены вследствие недостаточно тонкого понимания им вещей в персидском свете и с явным намерением автора «Горе от ума» доказать всем в Тегеране свое влияние и могущество при ханском дворе. Но в окружении шаха по-прежнему «верховодили» английские дипломаты и те лица, чьи услуги ими хорошо оплачивались.
Хотя Фетх-Али-шах не мог не видеть в требовании министра-резидента России нарушение персидских обычаев, но, не желая отвечать на требования посла России полным отказом, он дозволил ему взять пленниц самому. Посланные в ханский гарем конвойные казаки привели их в посольский дом. И персы, увидевшие в этом явное неуважение русских к особе шахского зятя, к самому владыке Каджарскому и к существующим в стране вековым обычаям, взволновались.
Волнение это случилось, естественно, на крупнейшем городском базаре, где всегда в избытке находилось «взрывоопасного материала» в лице «городской черни». Думается, что в той ситуации не поскупился «на монеты» и лично сам оскорбленный Аллаяр-хан. Многотысячная толпа, вооруженная чем попало, ринулась к дому российского посольства, внешняя охрана которого, состоявшая из шахских сарбазов, сразу же разбежалась.
Казаки из конвоя мужественно приняли неравный, смертельный бой, который закончился внутри дома. Грибоедов и казаки, несколько человек других служителей посольства защищались от толпы фанатиков до последнего. Сам посол отчаянно защищался шашкой и пал под ударами нескольких кинжалов. Сражаться он умел, участвуя добровольцем в Отечественной войне 1812 года в рядах сперва Московского, затем Иркутского гусарских полков.
В шахском дворце прекрасно были осведомлены о том, что происходило в день 30 января 1829 года вокруг российского посольства. Вне всякого сомнения, злодейское убийство министра-резидента России и сопровождавших его людей, около сорока человек, произошло при прямом попустительстве Фетх-Али-шаха. Вернее, с его молчаливого одобрения действий своих подданных.
Подобные примеры история знает. Равно знает и то, что злодейское убийство полномочного посла грозило в данном случае или возобновлением меньше года назад закончившейся второй Русско-иранской войны, или спустя какое-то время началом новой, третьей Персидской войны. Первыми ее опасность осознали в Тегеране. Там поняли, что в случае нового военного конфликта с оскорбленным северным соседом Персии не приходилось рассчитывать даже на небольшие победы. Ее могла ждать только более худшая участь побежденной страны, чем это было годом ранее, в 1828-м.
Тегеран переполошился не на шутку. Именитые посланцы восточного владыки поспешили в далекий Санкт- Петербург. «Извинительную миссию» возглавил принц Хосров-мирза.
На берегах Невы пока решили не предпринимать никаких ответных действий. Когда посланцы Фетх-Али-шаха прибыли в северную столицу России, то они с поклоном преподнесли всероссийскому императору огромный индийский бриллиант, доселе невиданных им размеров. Он вошел в историю как алмаз «Шах». Среди подарков значились двадцать древних манускриптов, два кашмирских ковра, жемчужное ожерелье и прочие шахские дары баснословных цен.
«Извинительная миссия» преуспела в своих целях, которые ни для кого секретом не являлись. Император Николай I принял подарки и официальные извинения за убийство русского посла. Виновные, разумеется, из числа «базарной черни» Тегерана, уже понесли наказание. Государь тут же одарил Хосров-мирзу и членов его свиты бриллиантовым орлом, перстнями с бриллиантами и изумрудами, золотыми часами, редкими мехами, сервизами, изделиями из фарфора и несколькими тысячами золотых червонцев. Персии прощался последний курур серебром для выплаты военной контрибуции.
Причиной таких поистине царских милостей были, конечно, не персидские дары и даже не алмаз «Шах», подлинное украшение современного Алмазного фонда Московского Кремля. За «низкое» убийство посла А.С. Грибоедова Персия платила нейтралитетом во время начавшейся войны России с Турцией, которая велась за Дунаем и на Кавказе.
По этой причине, думается, и не случилась третья Русско-иранская война. Но это не бесспорное утверждение: слишком многое в дипломатической коллизии вокруг Персии и ее кавказских помыслов в начале 1829 года по сей день окутано завесой таинственности.
Шишов А.В.
" Двуглавый орел над Кавказом. 1804-2008 гг.", Москва, 2009 г.