«Переваривание» азербайджанскими властями армянской провинции Нахичевань облегчалось ее условно-географическим названием. Ведь «нахичеванцем» может быть и армянин, и азербайджанец, так что процесс полной азербайджанизации Нахичевани прошел в целом незаметно для советских людей. То же самое медленно, но верно происходило и с Нагорным Карабахом. Безликая НКАО не давала ответа на вопрос о том, кто живет в крае. И если бы Карабах постигла участь Нахичевана, - а к этому и вели процессы в нем на протяжении всех лет азербайджанской колониальной оккупации, - то никто в «братской семье советских народов» даже не забил бы тревогу. Так, например, в Законе АзССР об НКАО путем редакторских ухищрений азербайджанские власти умудрились не допустить ни единого упоминания об армянском языке. Ни как об основном языке автономии, ни как о языке большинства ее населения. В этом может убедиться любой, кто возьмет в руки брошюру «Закон Азербайджанской Советской Социалистической Республики «О Нагорно-Карабахской автономной области» от 16 июня 1981 года», многократно издававшийся в советское время.
Между тем, даже этот, казалось бы, легко устанавливаемый факт с необыкновенной легкостью фальсифицируется современной азербайджанской пропагандой. Так, в вышеупомянутой книге Ильгара Маммадова и Тофика Мусаева «Армяно-азербайджанский конфликт. История. Право, Посредничество», читаем: «В НКАО… армянский язык был определен в качестве официального языка в управлении и повседневной жизни». Вполне очевидно, что это сознательная ложь, ибо на той же странице, говоря о правовом статусе НКАО в советское время, авторы ссылаются на указанный закон, и, следовательно, знакомы с его текстом. Более того, в законе АзССР «О Нагорно-Карабахской автономной области» не просто не было ссылок на армянский язык; эпитет «армянский» в нем вообще отсутствовал напрочь. То есть, если бы в Нагорном Карабахе вообще не осталось бы армян, то не потребовалось бы даже изменять законодательство об НКАО, чтобы «подогнать» его под новые реалии! Да и Центр никак не реагировал на подобные ухищрения. В Кремле легко проглотили азербайджанскую «пилюлю» при издании итогов переписи населения СССР 1979 года. Тогда власти АзССР пошли на прямое нарушение законодательных норм. В соответствии с которыми, в данных переписи по той или иной союзной республике или автономии первым упоминался «титульный» ее народ, вне зависимости от его численности в процентном отношении ко всему населению автономии.
В материалах же переписи 1979 года в таблице по НКАО первой строкой было выведено азербайджанское нацменьшинство автономии. Учитывая анклавность НКАО, вполне резонно было предположить, что эта автономия была создана в 1923 году в Азербайджанской ССР… для семи-восьми тысяч азербайджанских тюрок и курдов, дисперсно проживавших в районах компактного проживания 120-130 тысяч армянского населения (примерно таким было соотношение армян и «мусульман» в АОНК при создании области). Наконец, «в лучших традициях» госбезопасности, власти АзССР объявили НКАО и прилегающие к ней районы зоной, закрытой для посещения иностранцами, чтобы как можно меньше людей в мире могли узнать о странной автономии, искусственно отделенной от материнской страны 6-километровым Лачинским коридором. Решение, как и в случае с Нахичеванью, было вполне логичным. Ведь редкие зарубежные визитеры, которым дозволялось посетить Карабах, могли задавать ненужные вопросы. Такие случаи изредка имели место, после чего в зарубежных изданиях появлялись статьи с осуждением имевшего место искусственного разделения армянского народа.
В таких случаях в НКАО специально «запускали» более подготовленных представителей «братских партий», - в рекламных, так сказать, целях. Так, после очередной «неудобной» публикации в одной из сирийских газет, в N 6 за 1977 год журнала «Проблемы мира и социализма» была опубликована статья «Мы видели братство наций». Ее авторы – член национального совета Компартии Индии Сарада Митра и член ЦК Иракской компартии Адель Хаба побывали в АзССР по приглашению ЦК КПСС, чтобы познакомиться «с развитием национальных отношений». В НКАО они встретились с первым секретарем Нагорно-Карабахского обкома партии Борисом Кеворковым и задали ему вопрос: «Почему область не в составе Армянской ССР, от которой она отделена лишь узкой полоской земли?» Ответ поражал своей демагогичностью: «…От Армении, хотя она и близка географически, область отделена высокими горами, которые в прошлом служили непреодолимым препятствием для широкого общения». Между тем, ни гостей СССР, не редакторов журнала ничуть не смутил тот факт, что Нахичевань, отделенная от Азербайджанской ССР двумя цепями высоких горных хребтов и территорией армянского Зангезура, не стала автономией в Армянской ССР, а была включена в состав АзССР. Буквально абзацем выше вопроса Кеворкову об НКАО представители зарубежных компартий писали об «азербайджанской компактной группе» в Нахичевани, «отделенной от основной территории республики, но тесно связанной с ней экономически».
Получалось, что в случае с Нагорным Карабахом «высокие горы» стали «непреодолимым препятствием» для вхождения края в непосредственно прилегающую к нему Армянскую ССР, а в случае с Нахичеванью те же самые горы плюс еще один, более высокий Зангезурский хребет способствовали экономическим связям последней с Азербайджаном. Воистину международно-коммунистическая демагогия! Более того, железная дорога, связывающая Нахичевань с Баку, - через армянский Зангезур и далее, по левому берегу пограничной с Ираном реки Аракс, - была построена лишь в советское время, в 1936-1941 гг. До этого единственная железнодорожная линия связывала автономию с другими районами Закавказья исключительно через Эривань (Ереван). Ясное дело, что все автомобильные дороги из Нахичевани во внешний мир также пролегали по территории АрмССР. 8-километровый аппендикс - граница с членом НАТО Турцией вдоль Аракса в советское время полностью «была на замке»: советско-турецкие торговые контакты осуществлялись по железной дороге Ленинакан-Карс, построенной во времена Российской империи, частью которой Карская область была в 1878-1917 гг.
С Ираном у СССР был также весьма строгий пограничный режим, хотя в отличие от турецкого участка границы в этом районе существовала железнодорожная переправа через Аракс из Джульфы (Джуги) Нахичеванской в Джульфу Иранскую. Таким образом, особенно учитывая закрытый характер границ СССР с Турцией и Ираном, Нахичеванская АССР представляла собой естественный (а не искусственно созданный, как в НКАО) анклав, со всеми вытекающими отсюда экономическими составляющими. Тем не менее, отнюдь не только в «Проблемах мира и социализма» можно было прочитать про ее «тесную экономическую связь» с Азербайджаном. Что же касается искусственно превращенного в анклав Нагорного Карабаха, то его естественное, в силу уже однородности ландшафтно-климатических условий, тяготение к соседним районам АрмССР искусственным же образом подавлялось и тормозилось уродливой экономической политикой, проводившейся властями АзССР на протяжении всех лет советской власти. В Советском Союзе информации, особенно этнокультурного характера, по Нагорному Карабаху добыть было практически невозможно (кроме отдельных публикаций в Армянской и Азербайджанской ССР, разумеется). Тем более, на русском языке – языке межнационального общения в СССР. Известный армянский публицист карабахского происхождения, многолетний пропагандист карабахского движения, бывший народный депутат СССР Зорий Балаян приводит забавный эпизод в своей книге «Между адом и раем»: «Знал ли кто-нибудь, чего нам стоило раньше одно только упоминание о Карабахе в советской печати? Где бы я ни писал о моей родине, тотчас же редакция получала письма из Азербайджана. Дело доходило до абсурда. Мол, я пишу, скажем, о своем деде, чтобы заодно упомянуть о Карабахе, и чтобы, пользуясь случаем, дать понять, что Арцах – это Армения. С далекой Камчатки я отправил рукопись документальной повести «Это – Камчатка» в «Наш Современник». Было начало семидесятых. Редактор, будучи уверенным, что Степанакерт — это, конечно, Армения, в скобках для непосвященного писателя добавил: «Армянская ССР». Бог мой, что тут было. Мешки писем».
Бывший секретарь Нагорно-Карабахского обкома партии, член Союза журналистов СССР Егише Саркисян в открытом письме заведующему идеологическим отделом ЦК Компартии Азербайджана Афранду Дашдамирову, опубликованном в областной газете в январе 1990 года, вспоминал весьма любопытный эпизод. «В 1983 году, в связи с приближающимся 60-летием НКАО, я вместе с другим журналистом получил из Баку задание написать сценарий для документального фильма. На киностудии «Азербайджанфильм» он был принят без замечаний, съемки также прошли нормально. Ужасное произошло потом. Выяснилось, что уже готовая кинокартина не понравилась руководству республики. Кинооператоры вновь были посланы на места, но с определенной целью: новые кадры заснять в Шуше и в других азербайджанских населенных пунктах области и даже за ее пределами. В результате всего этого кинокартина вышла на экраны не только спустя несколько месяцев после празднования юбилея, но и все в ней было искажено, изменено настолько, что несведущий зритель мог понять только одно – Нагорный Карабах — это азербайджанская земля, где почти нет армян и армянских памятников. Я, как автор, другие товарищи решительно протестовали против этого. В результате в области картина не демонстрировалась… По дошедшим до меня сведениям, одним из тех, кто дал указание переснять фильм, были вы, Афранд Фридун оглы, а также тогдашний заместитель председателя Совета министров республики Фикрет Ахмедов». Изредка, в очередной юбилей создания НКАО или награждения ее каким-нибудь советским орденом «за трудовые достижения и дружбу народов», в одной из центральных газет появлялась безликая заметка на пару абзацев, сопровождаемая парой же фотографий передовиков производства или безликим современным городским (чаще всего Шушинским) пейзажем. При этом даже фамилии и имена передовиков чаще всего подбирали «непонятные»: о чем, например, могли сказать советскому читателю фамилия директора совхоза Мамунц или непонятный гибрид имени и фамилии передовой ткачихи Саиды Орбелян?
То же можно было сказать и в отношении партийно-советского руководства области: в 1950-1980 гг. все высшие областные руководители, прежде всего главы обкома и исполкома в обязательном порядке носили русифицированные фамилии, заканчивающиеся исключительно на «ов». Для затруднения, так сказать, их национальной идентификации посторонними. Существовала даже следующая вполне правдивая история о посещении НКАО Маршалом Советского Союза Иваном (Ованнесом) Баграмяном. Известно, что сам Баграмян был уроженцем северной части Нагорного Карабаха, в начале 1920-х гг. отторгнутой от остальной части края азербайджанскими националистами при попустительстве большевистской Москвы. Его родное село Чардахлу Шамхорского района бывшей АзССР было уникальным в СССР. Оно являлось родиной еще одного советского маршала - танкиста Амазаспа Бабаджаняна, а также нескольких генералов и многих сотен боевых офицеров и солдат Великой Отечественной. Будучи в отставке и много лет проживая в Москве, маршал Баграмян был своего рода неофициальным заступником своих односельчан, за что в руководстве АзССР его, мягко говоря, недолюбливали и считали ярым «армянским националистом».
В дни своего 80-летия, в 1977 году маршал решил посетить не только свою малую родину, но и столицу НКАО город Степанакерт. Естественно, что в Баку стало известно об этих планах. Там, исходя из принципа «как бы чего не случилось», поручили руководству области встретить маршала с полагающимися почестями. На административной границе НКАО с соседним Агдамским районом АзССР его встречают областные руководители и четко представляются: Кеворков, Асланов, Осипов, и так далее. «А что, мы еще не в Карабахе?», - с иронией спросил маршал. Не случайно, сообщая об отставке в феврале 1988-го многолетнего «хозяина» области, первого секретаря Обкома и бакинского «прокуратора» Бориса Саркисовича Кеворкова (русифицированный вариант армянской фамилии Геворкян), некоторые зарубежные СМИ ошибочно величали его «Говорковым», видимо полагая, что это этнический русский.
После того, как Нагорный Карабах «стал звучать» не только на весь Союз, но и в целом мире, выяснилось, что представители братских советских народов и понятия не имели об этническом характере НКАО. Так, например, побывавшая весной 1988-го в Ереване группа эстонских товарищей на полном серьезе уверяла: ранее им казалось, что в Карабахе проживают… карабахцы. В Ереване в те дни ходила следующая расхожая байка. Приехал человек из России в Ереван, и, наслышанный о событиях «в Карабахе и вокруг него», спрашивает у местного жителя: «Что бы вам, армянам, не объединиться с азербайджанцами и не всыпать этим карабахцам как следует?» Специальный корреспондент газеты «Семья» Алексей Сергеев в своей статье «Особое положение» писал: «Вот и мальчики из армейского патруля, остановившего меня на степанакертской улице для проверки документов, говорили: «Непонятный какой-то народ – ни с Азербайджаном не хотят жить, ни с Арменией. В Россию к нам просятся…» Уж и не знаю, что им говорят на политзанятиях, но мы, журналисты, сильно руку приложили, чтобы все запутать. Сотни писем идут в Степанакерт со всех концов страны с просьбой объяснить суть происходящего».
Все изменилось после 20 февраля 1988-го. Вот как описывает неожиданную перемену Зорий Балаян в упомянутой книге «Между адом и раем»: «17 февраля 1988 (за три дня до сессии Областного совета НКАО), я выступил в ООН на встрече с представителями более тридцати государств. Я обратил их внимание на то, что почти никто не знает, что за государство такое Карабах, и где оно находится. В тот раз я оказался в США в составе большой делегации, возглавляемой Генрихом Боровиком. Во всех городах, где мы бывали, на всех встречах я говорил о своем Арцахе. И везде, увы, одно и то же: «Первый раз слышу». 21 февраля я вылетел из Нью-Йорка. В аэропорту встретил прилетевшего «Аэрофлотом» академика Аганбегяна, который на традиционный вопрос: «Ну, как там, в Союзе?», ответил совсем нетрадиционно: «Знаешь, у всех на устах Карабах». 22 февраля, рано утром, в Москве, пока ждал багаж, впервые и я услышал несколько раз: «Карабах». Словом, «закамуфлированное» этническое начало Нагорного Карабаха призвано было облегчить те же процессы азербайджанизации, что имели место и в другой переданной большевиками Азербайджанской ССР армянской провинции – Нахичеване.
Но самим фактом поднятия вопроса о дальнейшем статусе НКАО карабахские армяне разорвали заговор молчания вокруг их ранее прозябавшей в информационно-политическом забвении родины. Уже сам факт привлечения внимания советской и мировой общественности к существованию Нагорного Карабаха как армянского края сделал невозможным прежнее игнорирование карабахской проблемы со стороны властей Азербайджанской ССР и руководства СССР. Между тем, ни общественность, ни руководство страны толком и не знали, что такое есть Нагорный Карабах, и чем именно порождены столь мощно полыхнувшие вокруг проблемы страсти. Не представляли, что важнейшей задачей руководства АзССР в отношении Арцаха, - как по-армянски именуется край, - всегда было выдавливание коренного армянского населения со своей родины и его «замещение» прибывающими извне азербайджанскими переселенцами. Этот процесс, имевший место еще в начале XX века, когда он принял форму массовой резни и погромов, и продолжавшийся в «мягкой форме» на протяжении всего советского периода.
Мелик-Шахназаров А.А. Нагорный Карабах: факты против лжи. М., 2009.