Аскеранский инцидент

22-го февраля началось. После митинга в приграничном с НКАО азербайджанском городе Агдаме (родина знаменитого на весь Союз одноименного пойла-портвейна) забурлило. Как помним, в августе 1905 году «Тифлисский листок» сообщал, что «300 вооруженных всадников из Агдама двинулись на место происшествия», чтобы удостовериться, в чем дело. В соответствии со старым сценарием, но со скидкой на перестроечное советское время, многотысячная толпа (пешая), двинулась из Агдама по направлению к расположенному километрах в пяти-шести по шоссе, на территории НКАО армянскому райцентру Аскеран. По разным данным, толпа насчитывала от 2 до 3 тысяч азербайджанцев, преимущественно молодых мужчин. На пути эта толпа громила объекты хозяйственного назначения, торговые павильоны, автотранспорт и сельхозтехнику близлежащих армянских сел.

Одновременно в самом Агдаме был остановлен и подвергся нападению рейсовый автобус, следовавший из карабахского райцентра Мартуни в Ереван; пассажирам были нанесены телесные повреждения; сам автобус был изрядно разбит. Вновь кстати пришлось бы сообщение «Тифлисского листка» от августа 1905-го: «Вооруженные шайки стали останавливать дилижансы; таким образом «взяли в плен», предварительно ограбив, 100 пассажиров-армян». Вот как описывает увиденное вскоре после нападения на рейсовый автобус бывший председатель Комитета народного контроля НКАО Владимир Товмасян в своей книге «Карабахская мозаика».

«Рано утром 22 февраля я в сопровождении инструктора ЦК КПСС Яшина выехал в Мартунинский район. Площадь перед зданием райкома была заполнена людьми, находящимися там днем и ночью, начиная с 12 февраля. К 10 часам зал в здании райкома был переполнен людьми. Первый секретарь райкома предоставил мне слово для оглашения текста постановления ЦК КПСС. На глазах у всех распечатав конверт, я стал читать вложенный в него текст. Но успел прочитать только первое предложение. Зал загудел, раздались громкие возгласы со всех сторон. Это была реакция на слова «экстремисты», «националисты», «коррумпированные элементы», которыми в обращении характеризовалось волеизъявление народа… Происходящее можно было понять, но то, что случилось в следующее мгновение, не только мы, но и присутствующие в зале не могли понять. Под натиском сотен людей были выбиты двери зала, и в него с криком хлынула толпа. Невозможно было что-либо понять. Секретарь райкома партии предложил мне с представителем Москвы через заднюю дверь срочно пройти в его кабинет, что мы и сделали. В следующую минуту толпа ворвалась в кабинет первого секретаря райкома. Картина была ужасной. Люди были окровавлены, в руках некоторые высоко держали топоры, металлические прутья, огромные камни.

В первых рядах я заметил знакомого мне директора комбината бытового обслуживания Эдика Сагяна, который пытался успокоить людей… Он указал на площадь перед зданием райкома. Мы подошли к окну. Окруженный сотнями людей, в центре площади стоял автобус с выбитыми стеклами, со множеством вмятин на кузове. Для меня все стало ясно, а вот Виктор Михайлович, изрядно напуганный всем происходящим, пока не понимал, в чем дело. Когда по нашей настоятельной просьбе люди несколько успокоились, водитель автобуса, следовавшего из Мартуни в Ереван, стал рассказывать, как на них в Агдаме напала разъяренная толпа и стала громить автобус, забрасывая пассажиров топорами, металлическим прутьями, камнями. Он весь дрожал и все время вытирал лицо, по которому стекали слезы, и сочилась кровь из многочисленных ран. Это были слезы радости от того, что он сумел в такой обстановке развернуть машину и поехать обратно, чем спас десятки людей от верной смерти».

 Приведенный отрывок из книги В.Товмасяна, кстати говоря, характеризует и истинное отношение Кремля к происходившему в регионе, так явно проявившееся впоследствии: мирное народное волеизъявление названо «экстремистским». Вооруженные же разбойные нападения в ответ на это волеизъявление расценивались как «хулиганские», а то и просто замалчивались. Именно так было в случае нападения на рейсовый автобус Мартуни-Ереван; советские СМИ замолчали этот акт бандитизма, лишь в армянских прошли сообщения о нем. Характерным было и оружие нападавших: топоры, металлические прутья, камни. Очень скоро те же предметы стали орудиями убийства в азербайджанском городе Сумгаит. Между тем, двигаясь к райцентру, поселку городского типа Аскеран, толпа из Агдама крушила все на своем пути, останавливала встречные автомобили, громила их, избивала водителей и пассажиров. Около полусотни раненых в результате этого жителей НКАО были доставлены в больницы.

Лишь на окраине Аскерана агдамская толпа была остановлена силами двадцати (!) отрядов милиции, в том числе и собственно агдамской, т.е. азербайджанской. Сотни молодых жителей Степанакерта, прибывшие на подмогу аскеранцам, стояли в ожидании, готовые отразить натиск толпы, если бы ее не сдержали милиционеры. Водители КамАЗазов и КрАЗов местного автотранспортного объединения уже заводили моторы своих грузовиков и были готовы таранить толпу, если она прорвется сквозь милицейские кордоны. В этой сумятице и прозвучали выстрелы, оборвавшие жизнь двух молодых азербайджанцев. Кажется удивительным, что последовавшие официальные расследования так и не установили, кто стрелял, хотя данные об этом были. Публицист Александр Василевский, побывавший позже в НКАО, писал в своем очерке «Туча в горах» в № 10 за 1988 год ленинградского журнала «Аврора» об этом странном двойном убийстве: «Несомненно, по крайней мере, что к убийству одного из них, двадцатидвухлетнего Али Гаджиева, фрезеровщика агдамского станкостроительного завода, армяне Нагорного Карабаха отношения не имеют.

Вот что рассказал мне об обстоятельствах гибели Али его родной брат, двадцатидевятилетний инженер-строитель Ариф Гаджиев: «В Али стрелял милиционер-азербайджанец. Брат умер мгновенно: выстрел был в упор, пуля прошла насквозь, попала в сердце. Между ним и офицером произошел спор. Потом Али схватился за Ульви Вахрамова, своего приятеля, и сказал: «Держи меня, в меня стреляли». И упал. Ульви видел милиционера, который стрелял. Он его не знает, но он хорошо знает другого офицера – агдамского, который сразу посадил стрелявшего в машину и уехал. Недавно подполковник из Москвы Николаев сказал, что сейчас началось новое следствие. Дано объявление в газете с просьбой свидетелей убийства прийти в милицию…». О смерти второго азербайджанского молодого человека вообще было мало что известно.

По ходу следствия были временно задержаны некоторые жители Аскерана, имевшие официально зарегистрированное охотничье оружие, но причастность кого-либо из них к загадочному убийству так и не была установлена. Наконец, в советских СМИ так и не прозвучала информация о том, что, по крайней мере, один из двух застреленных близ Аскерана азербайджанцев был убит пулей из пистолета, в упор. …Зато вскоре после этого инцидента в советской прессе, опять-таки, с подачи республиканских средств массовой информации АзССР, появились какие-то байки о председательнице колхоза, депутате советского Верховного Совета АзССР Хурраман Аббасовой, которая-де остановила толпу агдамцев, бросив на землю свой платок. Один воспрянувший в перестроечное время известный поэт-шестидесятник даже рьяно откликнулся на эту пиар-акцию и поспешил написать соответствующее стихотворение. Думается, история про Аббасову с платком была изначально призвана органично вписаться в выстраиваемую тогда партийно-гэбистской пропагандой картину «победы дружбы народов над экстремизмом и национализмом»…

Далее события развивались следующим образом: в последующие дни азербайджанское телеграфное агентство Азеринформ, а вслед за ним – ТАСС, всесоюзное радио и телевидение передали информационное сообщение об убийстве двух азербайджанцев в результате столкновения между жителями Агдама и Аскерана. В Азербайджане вновь на митингах зазвучали возгласы об «убийстве армянами азербайджанцев». К тому же на этот раз, в отличие от мифических «кафанских событий», наличествовали два трупа. Совершенно очевидно, что 22-го февраля 1988-го у Аскерана была разыграна заранее и тщательно спланированная спецоперация КГБ АзССР, в составе которой с 1970-х полугласно существовал целый отдел по борьбе с «армянским национализмом». Вряд ли стрелявший в агдамского фрезеровщика «милиционер» на деле являлся таковым: вероятнее всего это был переодетый в милицейскую форму оперативный сотрудник КГБ АзССР. Вероятнее всего также и то, что второго агдамца также убили бакинские спецслужбисты. Безрезультатность всех последующих расследований, полное отсутствие какой-либо информации о них лишь свидетельствуют о справедливости подобного вывода. Подтверждает уверенность в этом и быстро состряпанная в «нужном ключе» информация Азеринформа, ставшая основой и для сообщений всесоюзных СМИ. Информацию о гибели двух молодых азербайджанцев близ Аскерана, - без упоминания обстоятельств, при которых это случилось, и в отсутствие хотя бы подозреваемых в убийстве, - озвучил и заместитель Генерального прокурора СССР Александр Катусев.

И это также прозвучало на всю страну - по Всесоюзным радио и телевидению. Как пишет в вышеупомянутой статье «Туча в горах» Александр Василевский, «представитель прокуратуры СССР Валерий Василенко, временно исполняющий обязанности прокурора НКАО, согласился со мной, что информация в прессе об убийстве двух азербайджанцев… без дополнительных пояснений была в той взрывоопасной ситуации неуместной». На фоне провокационных сообщений Азеринформа и ТАСС в тени остались другие события в регионе. Прежде всего нападение националистически настроенной толпы из Агдама на Аскеран, избиения граждан армянской национальности на дорогах близ и в самой НКАО. Многотысячные демонстрации и митинги протеста против оскорбительного для армян постановления ЦК КПСС в Ереване, охватившая республику забастовка также остались за бортом скупых и весьма однообразных сообщений телеграфного агентства Советского Союза, которое обычно было прекрасно осведомлено о мельчайших событиях в различных уголках мира. Между тем, забастовки и митинги на несколько дней парализовали экономическую жизнь в Армянской ССР!

27 февраля «Известия» сообщили об обращении Генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева «К трудящимся, к народам Азербайджана и Армении» в связи с событиями в Нагорном Карабахе. В своем обращении Генсек Горбачев, в частности, говорил, что поднятому вопросу о переходе НКАО из АзССР в АрмССР «придана острота и драматичность, которые привели к напряженности и даже к действиям, выходящим за рамки закона… ЦК КПСС обеспокоен таким развитием событий, оно чревато самыми серьезными последствиями». Горбачев призвал также «отстоять и в этом испытании наш советский интернационализм», «проявить гражданскую зрелость и выдержку, вернуться к нормальной жизни и работе, соблюдать общественный порядок». Сам текст обращения не был опубликован центральной печатью ни тогда, ни впоследствии. Были даны лишь некоторые тезисы из этого документа, полностью опубликованного лишь в республиканской армянской и азербайджанской прессе, и так и оставшегося неизвестным подавляющему большинству советских читателей.

Хотя дело представлялось так, что именно это обращение сыграло решающую роль в деле «стабилизации обстановки» в регионе. «Наступил час разума и трезвых решений», - таким заклинанием заканчивалось обращение М. Горбачева. Действительно, в Армянской ССР и НКАО население ответило на обращение советского лидера прекращением митингов и забастовок, массовым выходом на работу. Совершенно иной была реакция в Азербайджанской ССР: как раз в день публикации в местной прессе обращения Генсека начались массовые погромы и убийства армян в Сумгаите.

Мелик-Шахназаров А.А. Нагорный Карабах: факты против лжи. М., 2009.