Американский эксперт из вашингтонского Университета национальной оборо­ны Джеффри Манкофф следующим образом оценил нынешнюю ситуацию на Кавказе: «Локальные по характеру столкновения в Нагорном Карабахе про­воцируют проблемы глобального характера». По факту мы наблюдаем уси­ление позиций Турции и России в регионе при определенном снижении вли­яния Запада. Попытки США и Франции в ходе «осенней войны» посадить представителей Баку и Еревана за стол переговоров не увенчались успехом. Вашингтон и Париж не сыграли значимой роли и при подписании совмест­ного заявления о прекращении огня, хотя появление самого этого документа и встретило поддержку с их стороны. Американских и французских миротвор­цев нет на новой линии разделения конфликтующих сторон. Однако все эти фак­ты, а также определенная активизация Ирана на кавказском направлении не должны создавать иллюзии относительно ухода Запада из одного из ключевых регионов Евразии.

В то же самое время необходимо адекватно представлять, что именно ищут на Кавказе США и их союзники и под каким углом они рассматривают новые реалии, сложившиеся там в ноябре 2020 г. По словам авторитетного эксперта Фонда Карнеги Пола Стронски (в недавнем прошлом он был аналитиком по Евразии в Госдепартаменте США). «Центральная Азия и Южный Кавказ ни­когда не были главными темами в американских спорах о внешней полити­ке»: «Разве что новая эскалация в Карабахе заставила американских политиков вспомнить о проблемах в этой части мира». Эту формулу Пола Стронски с пол­ным основанием можно применить и к оценке французских подходов. Ни для Вашингтона, ни для Парижа проблемы стран Закавказья не имеют самосто­ятельной ценности. Однако они вписываются в более широкие международ­ные контексты. По словам Эндрю Качинса (до начала июня 2021 г. президента Американского университета в Центральной Азии). «США крайне скептиче­ски и критически отвечали на любые попытки продвижения евразийской ин­теграции без американского участия, не будучи в состоянии предложить при­влекательную и убедительную альтернативу в эпоху после окончания холодной войны». Новый статус-кво в Карабахе с точки зрения его оценки парадоксален. Если ряд российских экспертов (Константин Макиенко) говорили об «осенней войне» как о поражении Москвы, то американские и британские специалисты, склонные скорее к критическим оценкам внешней политики России (Стивен Бланк, Томас де Ваал и Стивен Сестанович), делали акцент на появлении рос­сийских военных в той части Кавказа, где их ранее не было. Именно усиление военных позиций России и Турции в регионе вызывает опасения в американ­ских дипломатическом и экспертном сообществах.

Есть, впрочем, и еще одна важная деталь. Иран, также испытывающий тре­вогу по поводу усиления позиций Анкары вблизи своих границ, предпочита­ет иметь дело с Россией и Турцией, а не с США, Францией и другими натов­скими государствами. Исламскую Республику вполне устраивает ситуация, при которой Россия выходит на первый план, ослабляя свою связку с Минской группой ОБСЕ. И не случайно, в связи с этим Тегеран поддержал миротворче­скую операцию в Карабахе под эгидой Москвы, а не на многосторонней осно­ве. Возрастание турецкого влияния для Исламской Республики амбивалентно. Оно в принципе приемлемо как часть условно евразийского формата (совмест­ные действия с Москвой и Анкарой). В то же время иранская сторона опасается, что вслед за Турцией на Кавказ, в северное пограничье страны, придут и турецкие прокси, а это опасно и с религиозной точки зрения (увеличение представи­телей суннитских течений), и с этнополитической (значительный процент насе­ления Ирана составляют тюрки). Но даже в этом случае для Тегерана сирийская модель, когда три евразийских гиганта — Россия, Турция и сама Исламская Республика разрешают все текущие проблемы на местах без западного вмеша­тельства, лучше, чем доминирование США и НАТО.

Следствием являются попытки США и Франции зацепиться за Кавказ. Вашингтон среди прочего сильно притягивает Грузия — страна, с которой еще в январе 2009 г. была подписана Хартия о стратегическом партнерстве. После «осенней войны» Тбилиси оказался в своеобразном геополитическом одиноче­стве в регионе. И Азербайджан, и Армения выстраивают свою внешнюю поли­тику вне привязки к евро-атлантической солидарности. Первый ориентирует­ся преимущественно на Турцию, а вторая — на Россию. Зависимость Грузии от Турции в экономическом плане высока. Но Тбилиси опасается, что в двусто­ронних и трехсторонних форматах (плюс Азербайджан) он является самым слабым из партнеров, критически зависимым в финансовом и инфраструктур­ном плане от более мощных соседей. Не меньшие опасения вызывает в Грузии и культурно-конфессиональная экспансия Турции, особенно в Аджарии. Эти факты все вместе и по отдельности каждый во многом объясняют сдержан­ность грузинского руководства по поводу итогов «осенней войны», его стрем­ление подняться над схваткой, занять равноудаленную позицию. Грузия, име­ющая неразрешенные проблемы в Абхазии и в Южной Осетии, в обозримой перспективе не имеет возможности вступить в НАТО, но двустороннему воен­ному партнерству с США это существенным образом не мешает. Очевидно, что Вашингтон, среди прочего играющий и важную роль в урегулировании внутри­политических кризисов в Грузии, будет эксплуатировать тбилисские фобии от­носительно России и Турции.

В то же самое время мы видим, что американская дипломатия пытается проявлять публичную активность в тех сферах, где российская предпочитает традиционные кулуарные методы. Речь прежде всего о посредничестве при освобождении армянских военнопленных (по линии и Госдепа, и Конгресса США) или об инициативе по разминированию линии соприкосновения армян­ских и азербайджанских сил. США не выступили резко против инициативы Владимира Путина о подписании совместного заявления о прекращении огня, ибо в противном случае правомочность Минской группы ОБСЕ в целом была бы поставлена под сомнение. Однако Вашингтон тяготит российское лидерство в мирном процессе. И не исключено, что в среднесрочной перспективе США будут ставить вопрос об эффективности российской медиации и миротворче­ской миссии.

Свои особенности на Кавказе имеет и французская внешняя политика. Как и для Вашингтона, этот регион для Парижа не представляет самостоятельной ценности. Но Франция выступает оппонентом Турции на средиземноморском направлении. Это касается как всего комплекса греко-турецких и турецко-­кипрских отношений, так и Ливии. В этот контекст попадает и армяно­азербайджанский конфликт. Учитывая фактор многочисленной армянской диа­споры (около полумиллиона человек, самая крупная община в ЕС) и ее влияния на внутреннюю политику, французское руководство предпринимает активные шаги на кавказском направлении. В этом ряду и осуждение Турции за вмеша­тельство в армяно-азербайджанский конфликт, и поддержка Армении в ее тер­риториальных спорах на южных рубежах, и обещания военной помощи.

Стоит иметь в виду и фактор президентских выборов, в ходе которых Эммануэль Макрон будет стремиться с помощью сдерживания «исламистской и пантюркистской угрозы» бороться против своего главного оппонента Марин Ле Пен. Две палаты парламента Франции — Сенат и Национальное собрание приняли резолюции с ходатайством о признании независимости самопровозглашенной Нагорно-Карабахской Республики, хотя президент и правительство Пятой рес­публики и не поддержали обе эти законодательные инициативы. Париж опа­сается полного разрыва отношений с Турцией. И заявления французских офи­циальных лиц о военной помощи Еревану выглядят скорее, как популистская риторика. Однако на фоне массовой фрустрации в Армении, завышенных ожи­даний от России и определенного разочарования в действиях Москвы во время «осенней войны» и после нее такие, казалось бы, оторванные от реальности ло­зунги могут иметь определенные последствия.

Следовательно. США и Франция как минимум, а также НАТО в целом оста­нутся важными игроками на Кавказе и в условиях нового статус-кво в армяно-­азербайджанском конфликте. Некоторое снижение их роли в конце 2020 г. не оз­начает согласия Вашингтона, Парижа и Брюсселя на утрату влияния в Евразии.

Сорок четыре дня военного противостояния Армении и Азербайджана в сентябре — ноябре 2020 г. сломали статус-кво, существовавший в тече­ние 26 лет. Поставлены под сомнение существующие форматы мирного уре­гулирования, а также сам предмет того, вокруг чего следует вести перегово­ры. Открылись новые вызовы, которые ранее не были столь актуальны. Речь прежде всего о демаркации и делимитации армяно-азербайджанской гра­ницы. При том, что и сегодня стороны не в точности повторяют политико-­географические конфигурации, существовавшие во времена АзССР и АрмССР. Значительно усилился внешний фактор. Но в отличие от большинства пост­советских горячих точек основным форматом здесь не является конфронтация России и Запада, а роль Турции и в меньшей степени Ирана не вписывается ни в один из существующих сценариев в пространстве бывшего Советского Союза. В целом же укрепление позиций Анкары, но без тотального ослабления России на Кавказе укрепляет влияние ближневосточной динамики на кавказские про­цессы. Регион становится менее предсказуемым и, напротив, более турбулент­ным. Результаты военных действий осени 2020 г. слишком неоднозначны для того, чтобы говорить о скорой стабилизации.

 

Буря на Кавказе. Под редакцией Р. Н. Пухова, Москва, Центр анализа стратегий и технологий, 2021 г.