Другим выражением уязвимости неопантюркистских планов Турции стали неудачные попытки Анкары добиться «всетюркского согласия» на саммитах с участием глав тюркоязычных государств, что особенно ярко проявилось во время обсуждений по Карабахскому вопросу. Несмотря на все усилия Турции и Азербайджана, в заключительном, Анкарском заявлении, подписанном по итогам первого тюркского саммита в начале ноября 1992 г., никакого упоминания о карабахском конфликте не было. Лидеры центральноазиатских республик наотрез отказались от идеи принятия отдельного документа по Карабахскому вопросу и от применения односторонних мер в отношении Армении. Во время итоговой пресс‑конференции президент Казахстана Н. Назарбаев недвусмысленно заявил, что «тюркским государствам нельзя поддерживать в этом конфликте одну из сторон». Назарбаев выступил также против идеи применения экономического эмбарго против Армении, считая, что такой шаг может еще больше осложнить ситуацию в регионе. Он также исключил возможность какого‑либо заявления по кипрскому или же боснийскому вопросу.
В целом этот саммит можно считать большим разочарованием для Турции, хотя, в последующие годы Анкара активно продолжала предпринимать новые инициативы в этом направлении. По итогам саммита азербайджанскому президенту А. Эльчибею оставалось только заявить, что в случае принятия отдельной резолюции по Карабахскому вопросу «нас могли бы обвинить в том, что мы выступаем единым фронтом против Армении, которая является христианской страной».
Было очевидно, что взятые центральноазиатскими республиками (кроме Туркменистана) обязательства в рамках подписанного в Ташкенте Договора о коллективной безопасности оказались в тот момент более влиятельными и определяющими, чем перспективы создания пантюркистского союза. Ташкентский договор фактически предопределил частичный «возврат» России в бывшие регионы СССР в форме размещения военных баз на территории Армении и Таджикистана. Позиция России к тюркским саммитам была однозначна: Москва от крыто выражала свое недовольство участием на этих саммитах тюркских республик‑членов СНГ.
Следует также отметить, что обязательства, взятые по ташкентскому договору, не получили также однозначной интерпретации со стороны центральноазиатских стран в отношении, например, вероятной войны Армении с Азербайджаном. Ведь в этом случае, согласно договору, Армения могла рассчитывать на поддержку не только РФ, но и Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана.
Так, председатель государственного комитета Кыргызстана Джанибек Умелдиев, комментируя заявление Левона Тер‑Петросяна о том, что в случае угрозы территориальной целостности Армении вступит в силу договор о коллективной безопасности, а вооруженные силы СНГ будут исполнять союзнические обязательства, отметил, что «приверженность к подписанным обязательствам не означает автоматического участия Кыргызстана в боевых действиях».
В свою очередь, президент Узбекистана Ислам Каримов в интервью турецкой газете «Turkiye», призывая Турцию избегать прямого вовлечения в зону карабахского конфликта, заметил, что «проблему должны решать они сами (имеется виду армяне и азербайджанцы – Г.Д.), а размещение сил СНГ будет мало результативным. Проблема должна получить свое разрешение в рамках ООН. Некоторые страны (в числе этих стран И. Каримов имел ввиду и Турцию – Г.Д.) желая приобрести авторитет, хотят вмешаться, но всякое вмешательство третьей стороны может привести к большой трагедии. Мы, как мусульмане и тюрки, заодно с нашими братьями‑азербайджанцами, но на данный момент мы должны оставаться в стороне».
Провал турецких усилий по созданию единого тюркского фронта против Армении во время Анкарского саммита глав тюркских государств, а также неспособность спасти протурецкий режим Абульфаза Эльчибея в Азербайджане лишний раз доказали несоответствие реальных возможностей Анкары ее региональным амбициям. Устранение от власти режима А. Эльчибея фактически показало, что турецкие амбиции в отношении статуса регионального лидера на Южном Кавказе слишком уязвимы и нереальны6. Более того, согласно бытующему в некоторых интеллектуальных кругах Турции мнению, устранение А. Эльчибея вызвало скорее «разочарование, нежели чувство поражения». Это событие имело также и символическое значение в плане выявления неподготовленности Турции к роли регионального лидера, к чему она стремилась и что впоследствии обернулось полным пересмотром возможностей Турции по оказанию сколь‑нибудь серьезного влияния на развитие событий в регионе.
Таким образом, итоги первого тюркского саммита ясно показали, что связи Центральной Азии с Российской Федерацией доминировали над культурно‑этническими связями с Турцией.
Даже в азербайджанских кругах хорошо понимали опасность и бесперспективность пантюркистских планов для будущего республики и в некоторых случаях сравнивали такие идеи с планами Гитлера, предрекая им ту же участь, что и фашистским планам. Тесные взаимоотношения лидера турецких «Серых волков» Алпарслана Тюркеша с его азербайджанским коллегой, лидером Партии национальной независимости Азербайджана (ПННА) Этибаром Мамедовым неоднозначно воспринимались в Азербайджане.
Кроме того, в русскоязычной интеллектуальной среде Баку довольно пессимистически относились к замене доминирующего влияния русской культуры на турецкое и всякие акценты на тюркскую идентичность азербайджанцев и необходимость распространения турецкого влияния считали неприемлемыми. Это наглядно проявилось, в частности, в реакции бакинской интеллигенции на принятый азербайджанским парламентом закон, гласящий, что государственным языком Азербайджана является тюркский.
И хотя Турция со временем обеспечила свое культурно‑образовательное присутствие в тюркских регионах бывшего Советского Союза, все же позиции русского культурного и образовательного присутствия продолжают оставаться здесь сильными.
Во время первого тюркского саммита было принято решение о проведении второго саммита в Баку в конце 1993 г., но российская сторона устами первых лиц всячески выражала свое недовольство проведением такого саммита в столице Азербайджана. В прошедшем в декабре 1992 г. очередном саммите СНГ в Ашхабаде Б. Ельцин высказался против намеченной встречи в Баку и по этому поводу оказал определенное давление на президента Узбекистана И. Каримова.
Очевидно, что проведение такого саммита в столице Азербайджана с участием в нем лидеров центральноазиатских республик оказало бы определенное негативное воздействие на их взаимоотношения не только с Арменией, но и с РФ.
Стараясь всячески добиться проведения второго тюркского саммита в Баку, азербайджанские официальные лица неоднократно указывали на прошлые визиты лидеров тюркских стран в столицу Азербайджана.
Тем не менее, идея проведения саммита в Баку потерпела полное фиаско. Сначала даты были передвинуты на январь 1994 г., а впоследствии встреча была и вовсе отменена. Кроме прямого давления российского руководства на участников тюркских саммитов, отмену намеченного бакинского саммита можно объяснить и следующими важными моментами. Во‑первых, привлечение сотен афганских моджахедов в боевые действия в зоне Карабахского конфликта не могло не беспокоить республики Центральной Азии, которые, в свою очередь, всячески старались остановить проникновение исламского фундаментализма в Таджикистан и на территорию собственных стран. Несомненно, планы президента Азербайджана Г. Алиева по привлечению афганских наемников в зону Карабахского конфликта серьезным образом поставили бы под удар безопасность всего евразийского региона.
С середины 1993 г. появились серьезные разногласия и в турецко‑азербайджанских взаимоотношениях. Они были обусловлены первыми шагами Г. Алиева на посту президента Азербайджана, которые Анкара рассматривала как попытки вернуть Азербайджан в лоно СНГ и таким образом решить вопрос Карабаха. Официальный Баку, в свою очередь, тоже особо не скрывал причины такого подхода. В августе 1993 г. Г. Алиев в открытую заявил, что он обращался за помощью к России, чтобы «остановить армян», и что «ему все равно, если это беспокоит некоторых людей».
С первых же дней после прихода к власти Алиев предпринял беспрецедентные шаги в отношении граждан Турции. Во‑первых, из республики были выдворены граждане Турции, затем последовал ввод визового режима между двумя странами. В числе выдворенных из Азербайджана турецких граждан были около полутора тысяч военных инструкторов и солдат, принимавших участие в боевых действиях в Карабахе и в становлении азербайджанской армии. Западные журналисты даже зафиксировали факты, когда не имеющие визы турецкие граждане отлавливались на улицах азербайджанской столицы и депортировались на родину.
Турецкое военное вмешательство в зону конфликта и большая вероятность поднятия вопроса об экономической и политической блокаде Армении теперь уже на бакинском саммите также играли не второстепенную роль в незаинтересованности центральноазиатских лидеров в участии в бакинском саммите.
Одновременно, Баку и Анкара не раз заявляли, что проведение саммита не направлено против какой‑либо страны, вместе с тем не скрывая своего желания выступить с осуждающим Армению совместным заявлением. Центральноазиатские республики критиковались также за экономическое сотрудничество с Арменией. К примеру, посол Азербайджана в Турции Мехмет Новрузоглы Алиев подверг Туркменистан критике за поставки в Армению газа, которые, по его словам, имели стратегическое значение и этот факт «не соответствовал принципам братства». По словам одного турецкого дипломата, бакинский саммит был перенесен из‑за того, что некоторые лидеры тюркских республик опасались, что их присутствие в Баку будет расценено как присоединение к «антиармянскому фронту». Эта отсрочка, по мнению других, лишь указывала на изоляцию Азербайджана от тюркских республик, ставшую заметной в особенности в период президентства А. Эльчибея.
Вопреки своим заявлениям о том, что бакинский саммит не будет направлен против какой‑либо страны, Г. Алиев все же заявил по этому поводу, что «дело совести каждого предпринимать что‑нибудь, когда режут их брата».
В конце концов, лидеры центральноазиатских республик во время встречи в рамках Всемирного экономического форума в Давосе в начале 1994 г. приняли решение о проведении второго тюркского саммита в октябре 1994 г. в Стамбуле. В повестку саммита было включено также обсуждение конфликта в Нагорном Карабахе с намерением добиться солидарности с позицией Азербайджана в этом вопросе. Еще до начала работы саммита министр иностранных дел Турции Мумтаз Сойсал заявил, что «война на Кавказе является серьезной преградой во взаимоотношениях Турции с Центральной Азией, а также для отношений Центральной Азии и Европы». Цель этого заявления была ясна: склонить цент‑ральноазиатских лидеров к принятию более конкретных формулировок в отношении Карабахского конфликта для их включения в итоговый документ саммита.
На Стамбульском саммите Карабахский конфликт впервые отдельным пунктом упоминался в итоговой декларации. В ней было отмечено следующее: «Главы государств выразили глубокую озабоченность конфликтами в регионе, которые являются следствием открытого нарушения принципов ООН и СБСЕ, и призвали все стороны соблюдать вышеупомянутые принципы. Главы государств подчеркнули необходимость мирного урегулирования конфликта между Арменией и Азербайджаном на основе соответствующих резолюций Совета Безопасности ООН».
В итоговый документ Бишкекского саммита, принятый 28 августа 1995 г., а также в декларацию Ташкентского саммита 1996 г. были также включены отдельные статьи, относящиеся к Карабахскому конфликту. В Ташкентскую декларацию этот пункт был внесен в следующей редакции: «…Главы государств подтвердили необходимость мирного урегулирования конфликта между Арменией и Азербайджаном на основе соответствующих резолюций Совета Безопасности ООН и отметили, что неурегулированность этого конфликта наносит ущерб мирному процессу укрепления доверия и безопасности в регионе».
В декларациях последующих саммитов такая формулировка в отношении Карабахского конфликта не претерпела сколь‑либо серьезных изменений, хотя ни Азербайджан, ни Турция не отказывались от планов добиться согласия центральноазиатских лидеров на использование более жестких формулировок в отношении Армении.
На первый взгляд такая формулировка должна была устраивать азербайджанскую сторону, поскольку в резолюциях ООН по Карабахскому вопросу говорилось о необходимости вывода армянских войск с занятых территорий. Но одновременно эти резолюции включали также и требования к азербайджанской стороне, от выполнения которых официальный Баку всячески открещивался.
И все же ограниченность тюркской солидарности с очевидностью проявилась и во время второго тюркского саммита. Турция и Азербайджан, как и во время первого саммита, старались воздействовать на остальных участников для занятия последними более жесткой позиции в отношении Армении и выражения поддержки Азербайджану в Карабахском вопросе. Но Н. Назарбаев однозначно выступил против определения Армении в качестве агрессора, а Гейдар Алиев выразил свое недовольство позицией центральноазиатских лидеров, отметив, что отношения между Центральной Азией и Азербайджаном находятся не на желаемом уровне.
Было очевидно, что антиармянская позиция не принесла бы центральноазиатским странам сколь‑либо серьезных внешнеполитических дивидендов. Наоборот, в этом случае они могли бы испортить свои отношения с Арменией и тем более с Россией, которая могла бы в этом случае занять непримиримую позицию по отношению к странам‑членам СНГ, а этого лидеры республик Центральной Азии не хотели. В случае с Туркменистаном такая формулировка была нежелательна еще и с учетом того, что Армения являлась важным потребителем туркменского газа.
Азербайджан оставался недовольным нейтральной позицией тюркских республик Центральной Азии в Карабахском вопросе. В 1995 г. на бишкекском саммите С. Демирель вновь призвал тюркские государства «оказать Азербайджану содействие в стремлении прекратить оккупацию азербайджанских земель Арменией». Но каких‑либо серьезных изменений как в первоначальной формулировке итоговой декларации в отношении Карабахского конфликта, так и в исходной позиции лидеров тюркоязычных лидеров не произошло.
Как и в период президентства А. Эльчибея, так и во время правления Гейдара Алиева в отношениях Азербайджана с центральноазиатскими республиками не произошло резкого потепления. Это обстоятельство было обусловлено также геоэкономическими факторами, в частности, такими, как вопрос экспорта нефтегазовых ресурсов и права на некоторые месторождения в акватории Каспийского моря.
Это имело конкретные последствия и для турецко‑азербайджанских взаимоотношений. Турецкая сторона понимала, что в условиях неокрепшего турецкого присутствия в Азербайджане Россия постепенно «возвращается» в регион, поэтому Анкара предприняла несколько попыток свержения режима Г. Алиева вплоть до организации покушений на азербайджанского лидера. Так, в марте 1995 года азербайджанская сторона обвинила турецкие спецслужбы в организации покушения на президента страны. Все начиналось с выступления отряда полиции особого назначения под руководством Ровшана Джавадова, которое впоследствии переросло в вооруженный мятеж с политическими требованиями. Однако Алиеву тогда удалось подавить мятеж, а его лидер был убит.
В организации покушения подозревались известный турецкий ультранационалист Абдуллах Чатлы (А. Чатлы участвовал в попытке покушения на лидера АСАЛА Акопа Акопяна – Г.Д.) и турецкий профессор, сотрудник азербайджанского парламента и советник Г. Алиева Ферман Демиркол. Позже Демиркола по просьбе Анкары выдали Турции, с условием, что с его стороны не будет никаких публичных заявлений. Однако в турецкие СМИ просочились его заявления, которые были охарактеризованы официальными лицами в Баку как «лживые». Именно на Ф. Демиркола намекал Г. Алиев, когда во время визита в Турцию вспомнил про лиц, «причастных к попыткам государственных переворотов» в Азербайджане.
Через месяц, в апреле 1995 г., в ходе своего визита в Азербайджан премьер‑министр Тансу Чиллер, исключая участие официальной Анкары в этих событиях, все же принесла свои извинения Г. Алиеву «за деятельность неуправляемых правых». О турецком следе в попытке переворота говорил и Г. Алиев в одном из своих выступлений в декабре 1996 г.
По словам одного из лидеров турецкой оппозиции Догу Перинчека, некоторые круги в турецком руководстве, решили, что пришедший после Эльчибея к власти в Азербайджане Гейдар Алиев не устраивает Анкару. Более того, тот факт, что Г. Алиев был генералом азербайджанского КГБ и в свое время курировал турецкое направление во внешней разведке, вызывал серьезные опасения в Анкаре. Азербайджанские спецслужбы установили, что А. Чатлы еще до попытки путча 1994 г. общался с Эльчибеем. Однако в последний момент тогдашний президент Демирель, узнав о планах путчистов, всего за несколько часов до покушения предупредил об этом Алиева, находившегося с официальным визитом в Европе.
Уже к концу 1990‑х Турция осуществляет прямое воздействие на внешнюю и внутреннюю политику Азербайджана, оказывая влияние и на ход парламентских и президентских выборов, и на расстановку кадров в аппарате правительства, в том числе в силовых структурах и в спецслужбах. Анкара активно генерирует оппозиционные силы, регулирует их отношение к действующим властям, ведет массовую пропаганду. Явно прослеживаются попытки Анкары по примеру турецкой гегемонии, установленной в отношении к первой азербайджанской республики, поставить под свой контроль политические процессы в «братской республике» и напрямую участвовать в ротации политических элит в Азербайджане.
Очередная попытка турецких спецслужб устранить Гейдара Алиева была раскрыта в 1996 году. На этот раз в числе арестованных по подозрению в организации покушения числились сотрудники турецкой военной разведки и члены «Культурной ассоциации Азербайджана».
В начале мая 1997 г. президент Азербайджана Г. Алиев во время визита в Турцию сделал неожиданное заявление. Выступая в Анкаре перед турецкими парламентариями, он потребовал от Турции выдать лиц, причастных к попыткам госпереворотов.
Тюркские саммиты, а точнее, неудачи Анкары и Баку на этих встречах, выявили явные пробелы в амбициозной неопантюркистской доктрине внешней политики Турции. Первоначальная эйфория по поводу вероятной организации «тюркского союза» постепенно угасла. По словам старшего советника по внешней политике Турции Хасана Кони, «горькая правда состоит в том, что в итоге всего этого все громкие разговоры о создании Содружества тюркских государств и имиджа Турции в этих странах остались простой болтовней».
Последующие тюркские саммиты прошли в Астане (1998 г.) Баку (2000 г.) и Стамбуле (2001 г.).
В ходе саммита в Стамбуле в апреле 2001 г. азербайджанская сторона вновь постаралась внести Карабахскую проблему в повестку дня в выгодной для себя интерпретации. По инициативе турецкой и азербайджанской сторон в первоначальный текст Стамбульской декларации был внесен пункт «об оккупированных территориях Азербайджана». До начала работы саммита президент Азербайджана Г. Алиев отметил, что «если не будет возражений, этот вопрос найдет свое отражение в Стамбульской декларации».
В Стамбульской декларации Карабахская проблема вновь была упомянута. Лидеры тюркских стран еще раз подтвердили свою приверженность разрешению конфликта на основе соответствующих резолюций ООН и ОБСЕ. Таким образом, старания Баку не увенчались успехом, поскольку первоначальный вариант формулировок в декларации, как видно из текста Стамбульской декларации, был изменен и, скорее всего, это произошло под давлением представителей центральноазиатских республик.
Демоян Гайк. Турция и Карабахский конфликт в конце XX – начале XXI веков. Историко‑сравнительный анализ. – Ер.: Авторское издание, 2006.
